«Джон Буль», стоящий почти напротив, уцелел. Бар располагался в подвале, ступени вели прямо с улицы к утопленной в стене двери. Отсюда другие ступени спускались в мрачноватый сумрак. Заведение было гораздо больше, чем казалось с улицы, — лабиринт низких коридоров и глубоких альковов, сливавшийся с подвалами двух соседних домов. Бар и танцплощадка были в задней части помещения, которое даже в этот час освещалось лишь парафиновыми светильниками.
Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза Джозефа привыкли к этому зрелищу. Бармен занимался стаканами, не проявляя никакого интереса к паре, сидящей у стойки. Девушкам, сгрудившимся у соседнего столика, тоже ничего не требовалось. Они перешептывались между собой.
Человек у стойки был британским ремонтником. Он, обмякнув, сидел на стуле понурив голову и тихо всхлипывал. Его спутница, мальтийская девушка с выцветшими светлыми волосами, обнимала его плечи. Она что-то шептала ему, какие-то утешительные слова, но то и дело скучающе закатывала глаза, веселя подруг, собравшихся у столика. Они, в свою очередь, с трудом сдерживали хихиканье.
Интуиция подсказывала Джозефу, что надо взять солдата за руку и вывести его из этой пещеры гарпий, но эти действия не соответствовали его миссии. Девушки за столом, когда он подошел, встретили его с неприкрытым равнодушием. Даже самый скромный британский служащий имел около двадцати шиллингов в неделю, которые мог потратить, что было значительно больше, чем мог себе позволить средний мальтиец.
Они слегка вскинулись, когда он спросил: «Как насчет выпить?»
Джозеф отлично знал, что не стоит заказывать выпивку самому; их комиссионные зависели от заказа. Самую молодую послали к стойке, и Джозеф убедился, что ему пододвинули стул. Он немедленно обратил внимание на самую старшую, пучеглазую девицу в грязной белой юбке. Стоит одержать верх над матерью-наседкой — и остальные последуют за ней.
— Что у него за история? — спросил он, кивнув в сторону всхлипывающего мужчины.
— Он потерял жену.
Голос у нее был хриплый от выпивки и сигарет.
— Я тоже.
— Так почему ты не плачешь?
— Ты не видела мою жену.
Он знал, что одержал над ними верх, когда они расхохотались.
— А где твое обручальное кольцо? — спросила мать-наседка, лучше разбирающаяся в таких вещах.
— Продал, чтобы бедные сиротки из Святого Иосифа могли поесть.
Это снова развеселило их, хотя они быстро погрустнели, когда он вспомнил Мари Фарруджиа. Несколько девушек перекрестились при упоминании покойной подруги. Джозеф и дальше вел свою игру. Он сказал, что был дядей Мари и сейчас здесь по некоей щекотливой причине. Речь идет о паре серебряных сережек, подаренных Мари одним из ее поклонников как раз перед смертью. Семья считает, что сережки должны быть возвращены тому британскому служащему, но беда в том, что они не знают, кто он такой.
Это известие вызвало бурное обсуждение за столом. Судя по количеству прозвучавших имен, Мари пользовалась популярностью у клиентов «Грязного Дика».
— Я думаю, что он мог быть подводником, — предложил свою версию Джозеф, но она была встречена пожатием плеч и холодными лицами. — Может даже, и офицер, разве что она соврала.
— Обычно они не заходили сюда, но все же как-то зашли.
— Специально переоделись.
— Они знали, где можно хорошо провести время.
— Очень хорошо провести.
— Если хотите, мы вам покажем, — сказала одна из девушек помоложе, хрупкое создание, которая в свое время должна была стать симпатичной.
Теперь они теряли интерес к своему гостю и лишь поддразнивали его. Он сделал последнее усилие вытянуть из них имя. Когда у него ничего не получилось, он извинился и оставил их заниматься своей выпивкой.
Мать-наседка поймала его около выхода.
— Скажи мне вот что — если ты дядя Мари, почему тебя не было на ее похоронах?
Она застала его врасплох.
— Ты коп?
— Да.
— Что все это значит?
— К тебе это не имеет никакого отношения.
— А могло бы.
— Ты что-то знаешь?
— Я знаю, что у меня племянник в тюрьме.
Ах вот в чем дело.
— За что его посадили?
— За грабеж.
Джозеф презирал грабителей.
— Кто-то может сказать, что тюрьма — самое подходящее место для грабителей.