Тиккериджу каким-то образом удалось освободить место, расставить стулья и даже подозвать к себе швейцара с подносом. Мистер Краучбек представил Гая.
– Итак, вы тоже присоединяетесь к праздным мечтателям? Я только что устроил здесь свою половину и отпрыска на время войны. Чудесное местечко. С удовольствием и сам провел бы несколько недель здесь вместо проклятых казарм.
– Нет, – ответил Гай, – я пробуду тут всего один день.
– Жаль. Моя половина в поисках компании. Слишком уж много здесь стариков и старушек.
В дополнение к большим усам майор Тиккеридж носил на скулах почти налезающие на глаза жесткие рыжие бакенбарды.
Швейцар принес им заказанные напитки. Гай попытался напомнить ему о своем чемодане, но тот моментально скрылся со словами: «Я подойду к вам через минутку, сэр».
– Проблема с доставкой чемодана? – спросил майор. – Они все здесь словно с ума посходили, никого не дозовешься. А в чем, собственно, дело?
Гай довольно подробно рассказал ему о своем затруднении.
– О, это мы сейчас организуем. У меня есть тут один неоценимый, но вечно исчезающий куда-то алебардист Гоулд, который всегда следует за мной, в тыловом эшелоне, так сказать. Вот его-то мы и пошлем за вашим чемоданом.
– Нет, ну что вы…
– Алебардист Гоулд палец о палец не ударил с тех пор, как мы появились здесь, за исключением разве того, что очень рано разбудил меня сегодня. Ему нужно поупражняться. К тому же он женатый человек, а горничные никак не хотят оставить его в покое. Это даже хорошо, что он избавится от них хотя бы на короткое время.
Гай начал чувствовать расположение к этому любезному волосатому человеку.
– Ваше здоровье! – сказал майор.
– Ваше здоровье! – сказала робкая, как мышка, жена майора.
– Ваше здоровье! – сказал мистер Краучбек с полной безмятежностью.
И лишь Гай оказался способным только на невнятное бормотание.
– Сегодня первый, – констатировал майор, отрывая от губ бокал с желтовато-зеленым джином. – Закажите еще по одному, пока я выгоню своего алебардиста.
Натыкаясь на людей и принося извинения, майор Тиккеридж пробрался через переполненный зал к выходу.
– Это очень любезно со стороны вашего мужа.
– Он не переносит, когда люди бездельничают, – ответила миссис Тиккеридж. – Он считает это тренировкой для алебардистов.
Позднее, когда они расстались на время обеда, мистер Краучбек сказал:
– Очаровательные люди, правильно ведь я сказал тебе? А завтра ты увидишь и Дженифер. Ребенок ведет себя превосходно.
В столовой старые постояльцы сидели за столиками вдоль стен. Новички – в средней части зала. Им, как показалось Гаю, уделялось больше внимания. Мистер Краучбек по давнишней договоренности привез с собой свое вино и держал его в подвалах отеля. На столе уже стояли бутылка красного бургундского и бутылка портвейна. Обед из пяти блюд оказался намного лучше, чем можно было ожидать.
– Просто замечательно, как Катберты справляются с наплывом постояльцев. Все это произошло так неожиданно. Конечно, приходится немного ждать, пока подадут следующее блюдо, но им удается приготовить весьма приличный обед, правда ведь? Произошла лишь одна перемена, которую я не одобряю: они попросили меня не приводить с собой в столовую Феликса. Конечно, он занимал здесь очень много места.
Вместе с пудингом официант принес и поставил на стол тарелку с обедом для пса. Мистер Краучбек внимательно осмотрел кусок мяса, повернув его вилкой.
– Выглядит отлично, – сказал он официанту. – Большое спасибо. – Затем Гаю: – Не возражаешь, если я отнесу его Феликсу теперь же? Он привык есть в это время. Выпей пока портвейна. Я сию минуту вернусь.
Мистер Краучбек понес тарелку через всю столовую в свою гостиную – теперь спальню Гая – и вскоре возвратился к столу.
– Мы выпустим его погулять позднее, – сказал он, снова усаживаясь за стол. – Что-нибудь около десяти. Я вижу, Тиккериджи уже пообедали. Прошлые два вечера они присоединялись ко мне на рюмку портвейна. Сегодня, кажется, немного стесняются. Я позову их, ты не возражаешь?
Тиккериджи не отказались.
– Отличное вино, сэр.
– О, это из запасов, присланных мне из Лондона.
– Неплохо, если и вы как-нибудь побываете в нашей столовой. У нас очень хороший портвейн, который мы держим для гостей. Вы тоже, – добавил майор, обращаясь к Гаю.
– Мой сын, несмотря на возраст, всеми силами пытается сам попасть в армию.
– Да что вы! В самом деле? Вот веселенькое дельце-то!
– Особого веселья я в этом не нахожу, – сказал Гай и красочно обрисовал свои безрезультатные попытки и категорические отказы последних двух недель.
Майор Тиккеридж был слегка озадачен ироническими нотками в рассказе Гая.
– Скажите, – медленно начал он, – вы совершенно серьезно? Вы действительно хотите поступить?
– Я пытаюсь не быть серьезным, но боюсь, что мне это не удается.
– Если вы действительно думаете об этом серьезно, то почему бы вам не поступить к нам?
– Я уже оставил все попытки, – сказал Гай. – Фактически меня почти приняли в министерство иностранных дел.
Майор Тиккеридж очень сочувственно отнесся к нему.
– Послушайте, по-моему, это довольно безнадежное дело. Знаете что, если вы имеете серьезное намерение, то, мне думается, мы можем все организовать. У нас, алебардистов, дела никогда не делаются в точном соответствии с обычными армейскими правилами. Я хочу сказать, нам не подходят разные идейки Хор-Белиша о том, что службу надо начинать с рядового. Мы формируем свою собственную бригаду. В нее войдут и кадровые, и приписные, и военнообязанные, и сверхсрочники. Все это, правда, пока на бумаге, но со дня на день мы уже приступим к подготовке людей. Это будет некая особая бригада. Мы в корпусе алебардистов все знаем друг друга, поэтому, если вы хотите, чтобы я замолвил за вас словечко перед нашим капитан-комендантом, я с удовольствием сделаю это. Я слышал, как он позавчера говорил, что в числе приписных офицеров в бригаду могут войти и несколько человек более старшего возраста.
К десяти часам этого вечера, когда Гай и его отец выпустили Феликса побегать в темноте, майор Тиккеридж занес сведения о Гае в записную книжечку и обещал взяться за дело, не откладывая его.
– Удивительно, – заметил Гай. – Я неделями пресмыкался перед генералами и министрами и никуда не попал. А теперь вот приехал сюда, и майор, который меня не знает, за какой-нибудь час уладил все мои дела.
– Так часто бывает. Я же говорил тебе, что Тиккеридж – превосходный человек, – сказал мистер Краучбек, – а алебардисты – это замечательный полк. Я видел, как они маршируют. Нисколько не хуже гвардейской пехоты.
В одиннадцать часов свет на нижнем этаже отеля погасили, обслуживающий персонал исчез. Гай и его отец поднялись наверх. В гостиной мистера Краучбека пахло табаком и собакой.
– Боюсь, тебе здесь будет не очень-то удобно.
– Прошлую ночь, у Анджелы, я спал в библиотеке.
– Ну что ж, надеюсь, ты переживешь это.
Гай разделся и лег на софу возле открытого окна. С моря доносился шум прибоя, комнату заполнил свежий морской воздух. За сегодняшний день положение Гая коренным образом изменилось.
Через некоторое время дверь в спальню отца открылась.
– Ты уже спишь? – спросил он.
– Не совсем.
– Вот та вещь, которую я тебе обещал. Медальон Джервейса. Утром я могу забыть о нем.
– Большое тебе спасибо, папа. Отныне я всегда буду носить его.
– Я положу его вот здесь, на столе. Спокойной ночи.
Гай вытянул в темноте руку и нащупал маленький металлический диск. Медальон был прицеплен к тонкому шнуру. Гай накинул шнур на шею. В спальне отца раздались шаги. Дверь снова открылась.
– Боюсь, что я встану очень рано и мне придется пройти через твою комнату. Постараюсь потише, чтобы не разбудить тебя.
– Я тоже пойду с тобой к мессе.
– Да? Пойдем. Еще раз спокойной ночи.
Вскоре Гай услышал легкий храп отца. Последняя мысль Гая, перед тем как он забылся во сне, была: «Почему я не мог по-человечески сказать майору Тиккериджу: „Ваше здоровье!“ Отец сказал. Джервейс тоже наверняка сказал бы. Почему же не смог я?»