— Это самая ужасная вещь из всех, которые я написал в жизни.
— Но ты же не ходил смотреть их представление, или ходил?
— Ты что, издеваешься надо мной?..
— Давай убьем его, Зэки.
Не знаю, серьезно он это предлагает или нет. Я смотрю на него и замечаю серые круги у него под глазами.
— Как это?
— Я смогу снова чувствовать себя нормально, если только его уволят либо если он умрет.
— Ну, увольнять его пока не собираются, так ведь?
И в этот момент, как в сцене из «мыльной оперы», через офис проходит Марк Ларкин, не замечая нас.
— Некоторые люди заслуживают того, чтобы их убили… — говорит Вилли, — и это правда. Гитлер… если бы кто-нибудь убил его во время Пивного путча, разве это было бы плохо? Джордж Стайнбреннер… разве, в самом деле, было бы так ужасно, если бы кто-то пристукнул его?
— Значит, ты в самом деле замышляешь убийство?
— Это облегчит мне жизнь. Тебе тоже, приятель. Признай это.
— Ты не способен на такой поступок.
— Мы могли бы сделать это, как Леопольд и Лоеб, вдвоем.
Вот только Леопольда и Лоеба поймали. Весь фокус в том, что я должен быть уверен, что меня не будут иметь в задницу в Аттике до конца моих дней. Все это напоминает мне зловещий диалог из «Третьего человека» в кабине колеса обозрения в Пратере, когда актер Орсон Уэллс спрашивает вездесущего Джозефа Коттена (вот ирония!) о том, сколько бы он взял за каждую букашку, ползающую у них под ногами. Я готов заплатить сколько угодно и кому угодно, только чтобы убрали назойливую букашку, Марка Ларкина.
— Как ты это себе представляешь? — интересуюсь я.
— Выбросить из окна. Отравить его. Задушить. Перерезать глотку. Любой способ будет хорош.
— Я смотрю, ты уже думал об этом.
— По пять часов каждую ночь, каждую ночь на протяжении уже нескольких месяцев.
— Ты отдаешь себе отчет, о чем мы с тобой сейчас разговариваем?
— Нет, считай, что ты ничего не слышал.
Он неуклюже поворачивается и идет по коридору, направляясь, похоже, к «Черной дыре», чтобы поговорить с Лори. Я смотрю на оригинал статьи, копии которой пытаюсь сделать: «„ШВЕЙЦАРСКАЯ ПАНТОМИМА“… Революционная форма искусства, „Инфан террибли“, ставящие пантомиму на голову, деконструктивный постмодернизм, тыр-тыр-тыр». Бумага в моих руках превращается в жидкий шар, и на его поверхности я вижу Марка Ларкина, выпадающего из окна и летящего вниз, как Джимми Стюарт в «Наваждении», беспомощно переворачивающегося в воздухе и падающего на землю с глухим стуком.
Мои руки холодны как лед.
Нет, я не способен на это. Я ни за что не смогу убить человека сам. Нет, только не сам.
Медленно подняв голову, я вижу, как Вилли становится все меньше и меньше, а затем и вовсе исчезает, шагнув из коридора в темноту.
8
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ недавно, когда я отирался в фотоотделе, разглядывая фотографии одной подающей большие надежды актрисы, о которой написал кое-что. Родди Гриссом-младший, его помощник и я стояли вокруг светового стола, пролистывая сотни диапозитивов в поисках нужного. Как это часто и бывает, когда работает высокооплачиваемый профессиональный фотограф, большинство снимков были непригодными.
В комнату вкатывается Вилма Уотс и спрашивает:
— Кто-нибудь знает, как сделать срочно новый паспорт? Регина летит на Каннский кинофестиваль… а у старого истек срок действия.
Я сказал ей тогда, что есть конторы для такого рода вещей — ты приходишь в офис, оставляешь им фотографию и старый паспорт, а через несколько дней забираешь новый.
Вилма уходит и возвращается три минуты спустя с новым вопросом:
— Она хочет знать, где можно сфотографироваться?
— Ей обойдется это в пять баксов. Это…
— Захарий, я сам займусь этим, — говорит Родди.
Он берет трубку телефона и нажимает кнопку быстрого набора номера.
— Алло, а Дик на месте? — спрашивает он. — Это Родди.
Дика там не оказалось, но Родди дали другой номер, который он тут же набрал.
— Хей, Дик, это Родди. Как поживает величайший фотограф в мире?.. Ага… Ага… Ха-ха-ха! Эй, у меня есть особо важный заказ для тебя…
Я не мог поверить своим ушам… это был ключевой момент, когда я понял, что богатые не просто отличаются от нас с вами, они отличаются необыкновенно, абсурдно, тошнотворно.
Я слушал, как Родди Гриссом договаривался с Ричардом Аведоном[17], чтобы тот сделал Регине Тернбул фотографию на паспорт размером два на два с половиной дюйма почти за четыре тысячи долларов (включая стоимость аренды студии, работы парикмахера и гримера).