«Гутен морген» предполагал другое. Обычно осенью, когда отопление еще не давали, Ирина поднималась с постели мрачной, чувствуя неприятную ноющую боль в спине и правом бедре, долго копалась, выпивала на одну чашку кофе больше, чем положено, а потом пыталась прокрасться незамеченной мимо соседской двери. Причем в такие дни это почти никогда не удавалось.
Домов, похожих на тот, в котором жила Ирина, в центре почти не осталось. Небольшая трехэтажка, из бывших коммуналок, в форме буквы «Г», стояла на бойком перекрестке, наискосок от торгового центра, плавно перетекавшего в рынок. Первый этаж целиком занимал банк, а немногочисленные квартиры — респектабельные жильцы, прельстившиеся громадными пространствами с высоченными потолками. Жить в этом доме было престижно, оттого старые жильцы охотно продавали квартиры местным нуворишам с большой пользой для себя. На вырученные деньги можно было купить квартиру новой планировки, а то и две.
Новые хозяева быстро сориентировались, в складчину отремонтировали дом, выцыганив часть средств у банка с первого этажа, заперли двор на кодовый замок, воткнули грибок песочницы и несколько лавочек вокруг раскидистых кленов и приготовились наслаждаться жизнью. В конце концов, общество подобралось вполне респектабельное, спаянное партнерством в бизнесе, общими интересами и связями.
Единственным дестабилизирующим элементом была баба Стеша.
Жила она этажом ниже Ирины, занимая крохотную угловую однушку, которую наотрез отказывалась продавать, и люто ненавидела всех жильцов, осыпая их базарной бранью. Помимо них, на орехи доставалось правительству, городской администрации и простым прохожим. Жила Стеша на мизерную пенсию, собирала бутылки и картонные коробки. От помощи сердобольных соседей не только не отказывалась, но и искренне считала их ей обязанными.
В плохие дни Ирина едва ли не на цыпочках старалась прошмыгнуть мимо двери соседки, но та словно с раннего утра занимала свой пост, приоткрывала дверь и бросала в спину ядовитое:
— Проститутка!
Чем ниже Ирина спускалась, тем громче высказывалась Стеша. А у дверей парадной оказывалась уже сопровождаемая хриплым лаем:
— Проститутка! Шалава!
Муж, когда она начинала жаловаться, лишь морщился, а то и похохатывал.
— Далась тебе эта старая карга? — искренне удивлялся он. — Стеша же сумасшедшая. Чего ты хочешь, осень на дворе, у психов обострение. Ну поорет — и успокоится. Она уже на ладан дышит, скоро коньки отбросит.
— Не верю, — мрачно возражала супруга. — Она нас всех переживет, по-моему.
— Ну, поговори с ней. Или, хочешь, я? — предлагал он, и на этом разговор завершался. Говорить со Стешей не получалось. Бросая в спину оскорбления, она из квартиры не выходила, лишь приотворяла дверь, высовывая крючконосую голову. А со своей бутылочной охоты возвращалась задолго до того, как Ирина оказывалась дома, дверей не отпирала и в диалоги не вступала.
Примечательно, что в дни, начинавшиеся с «бонжур», соседка почти никогда не высовывалась. Несколько раз Ирина, подметив такую особенность, говорила теплое, парящее «бонжур», чувствуя себя на «гутен морген», надеясь обмануть судьбу, но тут, к сожалению, осечек не бывало. Бабка, словно чуя нутром холодное немецкое приветствие, надуть себя не давала, караулила у дверей и обзывалась.
Сегодняшнее утро было из плохих.
Ирина обреченно постояла под душем, надеясь, что горячая вода разгонит хандру и, согрев когда-то травмированную спину, улучшит самочувствие. Потом, облачившись в тяжелый махровый халат, прошлепала на кухню, поставила на плиту кофе и, поежившись, приоткрыла окно.
В лицо ударил холодный осенний воздух, перемешанный с шумом машин. Погода была отвратительная. С неба сыпалась водяная труха, затягивая улицу туманом. На углу мигал светофор, пропуская вереницу машин, а стайки нахохлившихся под зонтами пешеходов терпеливо ждали зеленого сигнала, чтобы потом как можно скорее проскакать грязную улицу на цыпочках.
— Вот и осень, и лист в окно стучится, — задумчиво пропела Ирина неположенную по настроению песню, схватила из хлебницы сухарик и вцепилась в него зубами. Кофе зашипел, вздыбился пенкой и перевалился через край, заливая плиту.
— Кто бы сомневался, — пробурчала женщина, торопливо выключила газ и, обжигаясь о чугунную решетку, промокнула бурую жижу губкой. Забравшись на табурет с ногами, Ирина бросила на стол газету, быстро просмотрела ее по диагонали, зацепившись взглядом лишь за задвинутую на задворки статью о недавней премьере.