— Защищать людей, — напомнил я ему.
Ленский лишь усмехнулся.
— Куда ж без этого. Но вообще, это иронично: мы защищаем людей от Бездны теми силами, которые она же нам и даёт. По крайней мере, по нашим последним представлениям. И что будет, когда мы её победим? Останемся у разбитого корыта.
— И много кто с тобой согласен? — спросил я.
— Много ли, мало ли. Сколько людей ни есть — у каждого свой ответ, — лицо его скривилось, — Одни считают, что останемся у разбитого корыта без ресурсов бездны и её даров. Другие, что её стоит использовать в военных целях и захватить господство на материке. Третьи, что таков мир и жить в нем наше испытание…
— А что считаешь ты? — спросил его я.
Ленский задумался глядя в окно. Лед позвякивал о стенки его стакана.
— В бездну эту Бездну и всё что оттуда вылезло. И всех тех кто, считает, будто разрушительные силы можно обратить во благо.
— И готов отказаться от своего дара, ради этого?
— Если такова цена, — холодно произнес он.
Несколько минут мы молчали и наблюдали как проносятся в ночи фонари.
— Такое ощущение, что в этой битве никто не хочет победы, кроме нас, — хмыкнул я. — Власть, деньги, сила — всё даёт Бездна и её дары. Даже все технологии, с которыми я столкнулся, вышли из неё. Так какую же войну мы ведём? Против чего борется огнеборец?
— Против того факта, — ответил Ленский, — Что никто не хочет, чтобы ты победил.
Я вновь отсалютовал ему стаканом.
— Так достигнем же победы вопреки! И засунем эту Бездну…! В Бездну!
Ленский неожиданно отсалютовал мне в ответ.
— Ха! Золотые слова! И чтобы их услышать, мне пришлось встретить человека, который забыл об этом мире всё, — горько усмехнулся он, — И только это позволило ему взглянуть на него и увидеть его таким, какой он есть.
Мы молча подняли тост и выпили. Почему-то я вдруг внезапно почувствовал незримое уважение, которое испытывал ко мне этот едва знакомый человек. И то же самое уважение испытывал я к нему. Будто бы мы — два одиноких воина, решившие бросить вызов тому, как устроен этот мир.
Или, по крайней мере, мне так показалось. Может быть, это был слишком крепкий виски.
— То есть вся эта ваша пресловутая магия идёт от Бездны? — спросил я через некоторое время.
— В некотором роде. Вопрос лишь в том, сможешь ли ты контролировать эту силу, либо она будет контролировать тебя. В обратном случае одарённый становится…
— Одержимым, — договорил я за него.
— Именно, — кивнул Ленский.
— А одержимым получается можно стать, даже если ничего этого не предвещало?
Он задумался, будто взвешивая на невидимых весах то, что сейчас хочет мне сказать.
— Безусловно, — ответил он наконец. — В этом-то и проблема…
Он на несколько секунд задумался, глядя на тёмно-янтарное содержимое стакана. Лед уже успел растаять и по воле Ленского стакан тут же мгновенно заиндевел.
— Обычно это понятно сразу, — медленно проговорил он. — Дар пробуждается, и либо ты его хозяин, либо он твой.
Я достал из холодильника и поставил на стол два граненых стакана.
— Мне никто не говорил, что при пробуждении дара есть шанс стать одержимым,
Ленский задумался. Видимо это не то, что он хотел разбалтывать первому встречному.
— Об этом не принято говорить, — пояснил он, — Поэтому все отпрыски знатных домов стоят на учете в Министерстве по Контролю над Бездной. Равно как и все уже пробудившиеся одаренные.
Это было уже интересно…
— Только знатных? Среди обычных людей одаренных разве не бывает?
Судя по его лицу, еще одна вещь о которой не принято распространяться.
— Как есть так есть, — развел он руками, — Некоторые считают, что это — Проклятье Крови. Кто-то что — Великий Дар. В общем знатные дома держат это всё за семью печатями. И чутко сторожат свои секреты.
Судя по поведению отца, так оно и было. Понятно почему он был так взволнован тогда в больнице.
— Пробуждение дара происходит только в юном возрасте?
— Ни одного случая старше пятнадцати лет зафиксировано не было. — Он пожал плечами. — Насколько я знаю, по крайней мере.
Я вспомнил о чём говорили мои похитители: Договор.
— Но, я слышал, есть способ получить способности и в позднем возрасте.
Ленский обернул ко мне взгляд своих холодных глаз. Лицо его стало предельно серьёзным.
— Ты же знаешь, что тот способ, который ты имеешь в виду, запрещён во всех уголках страны под страхом смертной казни.