У Ленского то сгорел только багаж — документы остались, впрочем, как и его одежда, а я походил на видавшего виды гопника в этой своей спортивной форме.
— Успеем, — кивнул я. — Откуда ты знаешь, где живёт мой дядя?
Потому что сам я этого совсем не помнил. Хотя осколки памяти Владимира Пожарского как-то пытались мне намекнуть, что у меня есть дядя, но пока это явно не сказал Прохор, я об этом даже и не задумывался.
Судя по всему, в целом, так это и работает: память возвращается, когда происходит какое-то событие, которое её триггерит. Поэтому хоть убей, что есть дядя я вспомнил, а вот как его найти, или как он выглядит…
— Да кто ж его не знает? — ответил Ленский.
Он прислонился к дверному проёму выделенного нам купе, в котором мы провели остаток пути до южного города, и внимательным взглядом серых глаз изучал стремительно светлеющий пейзаж.
— Ну, кроме тебя, конечно, — улыбнулся Ленский.
Я откинулся на спинку дивана и заложил руки за голову.
— Что же, будем надеяться, что хотя бы мой дядя не страдает от таких проблем с памятью… Узнает одного племянника.
Как выяснилось позже, узнал меня не только дядя.
***
Мы стояли перед высокой резной дверью из выбеленного дерева. Причудливая резьба изображала сцены охоты в далеких северных лесах.
Зелёные кроны аккуратно подстриженных фруктовых деревьев тянулись вдоль мощенной белым камнем дороги, ведущей ко входу в особняк. Двухэтажная усадьба с плоской крышей была облицованна белым мрамором с серыми прожилками. Вход был украшен рядами резных колонн и скульптур полуобнаженных юных девиц и парней, словно сбежавших с летнего праздника урожая. Причем создавалось впечатление, что мужская половина коллектива отчаянно гонится за женской.
Да, граф Бельский жил в Южном городе, я бы сказал, на широкую ногу. Помимо особняка на обширном участке уместился пруд с прозрачной водой и лодочкой у деревянного причала. Из небольшой, явно специально высаженой, рощи раскидистых дубов, которые были чужаками среди южной степи, доносились птичьи голоса. Запах и шум дубравы успокаивал и навевал приятные воспоминания. Будто много раз, прятался я в их тени от палящего солнца.
Да и в целом весь приусадебный участок тонул в разнообразной зелени и мог похвастать сочным газоном даже в такую знойную погоду.
— Почему нас не встретила хотя бы охрана? — спросил я.
Ленский, сидя на мраморных ступенях, жевал травинку и смотрел, как вдалеке над горизонтом плыли пушистые облака.
— Зачем ему охрана? — отозвался он. — Граф Бельский — уважаемый человек. Его никто не посмеет и пальцем тронуть. Если даже не брать в рассчет, насколько он сильный маг.
— Даже так?
— Угу.
— Надеюсь, что хозяева, по крайней мере, дома, — выдохнул я. — А то мы не можем позволить себе сидеть здесь весь день.
Словно в ответ на мои слова, зашуршал дверной засов, и входная дверь приоткрылась.
— Кого ещё там бездна принесла в такую рань…
Донёсся до меня скрипучий голос.
Из-за двери, на уровне моей груди, высунулась словно крысиная мордочка — голова седого, сморщенного старика.
Его длинный нос с шумом втянул воздух, и он повернул голову прямо в мою сторону. Седые волосы были аккуратно уложены в хвост за его спиной, а тёмные, выпученные глаза за толстыми полукруглыми очками смотрели предельно внимательно.
Когда старик всмотрелся в мою фигуру, глаза его округлились, а кустистые брови поползли вверх, и его голова тут же скрылась в дверном проёме, а дверь захлопнулась прямо перед нашим носом.
Мы с Ленским переглянулись.
— Это ещё что за представление…
Я взялся за висящий на двери массивный дверной молоток в виде головы оленя и постучал несколько раз.
— Это же особняк графа Бельского?! — громко спросил я. — Я — Владимир Пожарский, его племянник! Мне нужно с ним поговорить!
Несколько секунд висела тишина, и в ней едва слышно был различим скрежет ме-е-едленно запираемого дверного засова.
— Да ты че, издеваешься?.. — выдохнул я.
Я настойчиво постучал костяшками по двери.
— С дядей надо поговорить! И я уйду!
Послышались тихие отрывистые ругательства и уже ничерта не тихий скрежет, передвигаемого с той стороны загадочного массивного объекта.
— Граф уже достаточно от вас настрадался. Имейте совесть! — сдавленно проскрипел старик из-за двери. — Карты вас сгубили, барин! А Графа я вам за собой утянуть не позволю! Даже если Граф прочь погонит меня за это!