Внезапно бубнеж продолжился и заскрипел ещё один задвигаемый засов, уже где-то внизу.
— Эх, ещё и дружков своих привёл… Да ещё каких-то блаженных… — разворчался старик за дверью. — Повесой стал пуще прежнего! Убогих уже побираться за себя заставляет!
Ленский заморгал в недоумении. Лицо его начало вытягиваться с каждым новым словом старика.
— Ещё и посмели приплести сюда славных огнеборцев! — перешёл на крик старик за дверью, — Ну-ка, прочь отсюда, пока жандармов не кликнул! Они то тебя, кутилу, знают!
Я уже собрался ответить, как Ленский поднял руку.
— Позволь мне. Тут нужно крайнее терпение…
— И дружка своего юродивого забирай! Пусть скоморошит на площади то городской!
Ленский опешил и впервые я увидел как он потерял дар речи. Глаза Ленского сверкнули.
— Так... Где тут этот камень с гербом...
Не успел я даже сделать и шага в его сторону, как по двору разлетелся звон разбитого стекла.
— Вы что творите, ироды! — входная дверь тут же распахнулась настежь.
Камердинер вооруженный кочергой, взятой наизготовку, возвышался в проеме дверей на всю высоту своего полутораметрового роста. Готовый к настоящей бойне.
Он сначала медленно повернул голову ко мне, затем к Ленскому. Половинки очков сверкнули адским пламенем, когда камердинер увидел самодовольную ухмылку на лице Ленского. Позабыв обо мне, он издал боевой клич и, с немыслимой для такого крайне субтильного и возрастного человека скоростью, ринулся в атаку.
Сверкнула кочерга, засверкали пятки. Двор усадьбы оглашал неистовый боевой клич камердинера, который казалось был готов идти до конца в своем отчаянном приступе мести за попорченное имущество своего графа.
Но битва была слишком неравна.
— А ну поди сюда, франт столичный! — распалился камердинер.
Кочерга жаждала крови.
Ленский, очевидно очень довольный собой, ловко уворачивался от шквала ударов. Он был просто недосягаем для чугунной кочерги не раз видавшей на своем веку жар пламени.
Но не видавшей Ленского.
— Я тебе сейчас эту кочергу загоню прямо в…
— Очаг смотри не открой в приступе гнева! — подливал масла в огонь Ленский.
Такого коварного и ловкого противника, ни камердинер, ни его кочерга не знали никогда.
Но удача была на стороне атакующего.
Все таки в бою преимущество у того, кто знаком с местностью. Ленский совершенно не заметив, предательски выросший у него под ногами камень, споткнулся и распластался на земле.
Казалось теперь все кончено. Кочерга устремилась к своей цели!
— Какого черта тут происходит?! — раздался удивленный голос за моей спиной, — Иннокентий! Почему стекла вылетают? Что за безобразие?!
Кочерга замерла в воздухе так и не достигнув своей цели. Камердинер остановился в нерешительности. Его цель была теперь так близко и так далеко.
— Господин, гости непрошенные пожаловали! — крикнул Иннокентий в свое оправдание.
Судя по его бегающему взгляду и морщинам на лице он сейчас размышлял успеет ли он спрятать тело Ленского, до того как Граф Бельский спустится по лестнице.
— Неужели? — голос Графа тем не менее не выражал никакого удивления.
И только когда он показался на пороге и его взору открылась картина того, что творилось во дворе его усадьбы, Граф Александр Бельский наконец позволил своему лицу принять удивленное выражение.
Казалось сейчас разразится настоящая буря. Поскольку весь строгий образ этого высокого и резкого, напоминающего боевую алебарду человека, не обещал нарушителям его спокойствия ничего хорошего.
Но взгляд темных глаз графа упал на меня и спустя мгновение потеплел.
— Володя!
Граф раскрыл руки и, шагнув вперед, заключил меня в объятья, слегка приподняв над землей. Он был выше меня, каштановые волосы на висках тронула седина, но в нем чувствовалась недюжинная сила.
Кроме того, я с удивлением заметил, что как и говорил Ленский — стоит обратить на это внимание, как я сразу мог почувствовать буквально осязаемое присутствие его дара. Будто шестое чувство подсказывало мне — этот человек одарен и дар его отнюдь не безопасен.
Означает ли это, что и я стал сильнее, раз могу это почувствовать? Или же просто граф настолько силен?
— Почему ты не предупредил, что приедешь?! — всё ещё держа меня за плечи, он оглядел меня с ног до головы, — Как ты изменился!