— Ну давай, уклоняйся, — достаточно прошептал я, глядя на неё, — Что ты задумала, чертовка?
Она будто бы заметила мой взгляд и одними глазами посмотрела на меня и…
…в следующее мгновение её поглотила лавина камней и пыли.
Медики вскочили, обступив арену, утонувшую в облаке пыли, которая скрыла и Баранова, и Соколову. Равно как и последствия этого обвала. Я никак не мог сверху разобрать, что там происходит внутри.
— Чёрт возьми, этот придурок рехнулся, как тогда мы узнаем победителя? — отозвался Ленский. — Эй, Вова, ты куда намылился?
Я уже встал и, сняв футболку, замотал её вокруг лица, сделав хотя бы подобие маски от пыли. Я был готов уже спрыгнуть вниз помогать разгребать каменный завал.
И когда я уже перемахнул через край арены и начал скользить вниз под крики медиков и взволнованных кандидатов… Сквозь пылевую завесу я увидел нечто странное: над облаком пыли виднелся красный флагшток с двумя платками.
Он как одинокая яхта он болтался туда-сюда над морем пыли.
Кожедуб, увидев это, ухмыльнулся и подошёл к краю арены.
Я мог поклясться, что до этого вообще не чувствовал от Кожедуба никакого дара или признаков наличия такового — не видно было.
Но сейчас я явственно ощутил, как вспыхнули его глаза, и штормовой ветер ворвался на арену, захватывая клубы пыли и унося их вихрем наверх.
Пара секунд — и на арене среди груд камней, грунта и расколотых валунов, наваленных друг на друга, торжествующе стояла Лена: в одной руке она держала свой флагшток с повязанными платками, размахивая им над головой.
На лице у нее играла довольная улыбка
— Какого чёрта ты творишь?.. — выдохнул я и улыбнулся.
Но как? Успел подумать я, но в целом мне было плевать как, потому что главное всё было в порядке.
Земля загудела и тут же из-под глыб, воспользовавшись своим даром, вынырнул Баранов. Похоже он обошелся только синяками, несмотря на свое безрассудство.
— Ты сжульничала! — брызжа слюной крикнул он и развернулся к Соколовой, ткнув в нее пальцем.
— Докажи! — высунула язык Соколова.
— Ах ты!..
Баранов было решил продолжить соревнование.
— Довольно! — разнесся над ареной голос Кожедуба.
Баранов всё-таки остановился.
— Зачёт, — усмехнулся Кожедуб взглянув на Соколову.
Он развернулся и кивнул медикам, которые спустились по посыпавшимся стенам арены к Баранову, он грубо отмахнулся от их помощи.
Медики пожав плечами попытались осмотреть Соколову, но та качнула взлохмаченной головой и подняла ладонь, давая понять, что в порядке.
Затем Кожедуб опустил взгляд на меня, наполовину уже скатившегося на дно арены:
— Что, Пожарский, так не терпится пройти на экзамен?
— Засиделся уже! — крикнул я ему.
— Ну уговорил, — крикнул в ответ Кожедуб. — Ты следующий! Владимир Пожарский! А твой противник…
Все на арене вновь затихли.
— Евгений Ленский!
Глава 15
— Готов? — спросил я.
— А ты? — ответил Ленский.
— Ждал этого момента с нашей самой первой встречи.
— Я тоже.
Он прожег меня ледяным взглядом, от которого повеяло арктическим холодом. Я хищно оскалился. У меня по спине забегали мурашки от предвкушения нашей схватки. Нет ничего более будоражащего кровь, чем настоящее соревнование между равными соперниками.
Ну почти равными. Все таки я не хотел проверять, насколько равен Ленскому тот, кто просыпается внутри меня, стоит мне переступить черту перегрева.
Но всё равно…
Кожедуб, старый пройдоха, выбрал для меня, наверное, самого неудобного соперника из всех, которые были на экзамене, — подумал я. Я бросил взгляд на седого инструктора.
Тот лишь лукаво усмехнулся.
— Изобретательный сукин сын…
Но честно признать, мне было интересно. Это не будет схваткой насмерть, но всё равно даст мне представление о том, как соотносятся наши способности с Ленским. И выложиться я собирался на все сто.
— Обещаю, что не буду слишком груб, — усмехнулся я.
— Да? — задрал подбородок Ленский, — Как по мне это настоящая грубость сдерживаться в этой ситуации.
— Ха! Ну ты сам попросил!
Ради нашей схватки нам даже пришлось переместиться на соседнюю арену того отряда, который уже закончил экзамен.
Видимо, только у нас Кожедуб обладал достаточным терпением среди всех инструкторов, чтобы подводить нас к той черте, которую мы считали своим пределом даже на этом, казалось бы, простом экзамене, который был всего лишь вступительным.