— Так это работает, Вова, — пояснил мне отец. — А теперь скажи: ты кому-нибудь говорил о том, что в тебе пробудился дар?
— Дар? — спросил я.
Князь Пожарский удивленно вскинул брови, отчего морщины на его лбу стали еще глубже.
— Святое пламя. Только не говори мне о том, что у тебя всю память отшибло и теперь придётся заново учить тебя читать.
— С памятью у меня сейчас действительно проблемы, так что могу что-то и не вспомнить, — честно ответил я.
Хотя под действием сыворотки правды я и не мог ответить по-другому. Мои мысли становились словами ещё до того, как я успевал подумать о том, стоит ли это произносить вслух или нет
— В эту игру могут играть двое, — произнёс я.
— В игру? — спросил отец. — Ты опять всё проиграл?
— А во что я играл?
Отец сжал губы и нахмурился.
— Ты мне скажи, во что ты играл?
— Ни во что, — ответил я.
— Ты даже под действием сыворотки врёшь! — глаза отца сузились. — Родному отцу!
— Первый раз тебя вижу, — честно сказал я.
— Да-а-а… — покачал он головой. — Ещё и надрался.
— Да, дрался я много.
Отец в очередной раз тяжело вздохнул.
— Знаю. Видел уже. Рассказывай, что произошло в тринадцатом районе? После звонка мне. Я знаю, что тебя похитили.
— А я знаю, что ты отказался платить за меня выкуп, — парировал я, опять сказав чистую правду.
— Ты был бесполезной бестолочью, Вова. Не мне тебе рассказывать…
— Если ты так считаешь, с какой стати мне тебе помогать?
— Ключевое слово — «был», Вова. А сейчас ты пробудил в себе дар, — ответил отец. — ДАР, понимаешь ты или нет? Я не знаю как, но мы обязательно это выясним. И при этом…
Он наклонился ко мне ближе.
— Мы не можем позволить, чтобы другие рода добрались до секрета твоего пробуждения раньше нас. А потому ты должен держать язык за зубами.
Отец выпрямился и поправил пиджак.
— Но это потом, а сейчас ты должен мне рассказать всё. Что с тобой произошло?
Несмотря на то, что этот мужчина назывался мне отцом, я чувствовал, что доверять ему не стоило. Как будто сам секрет моего пробуждения был для него гораздо более ценным, чем сын. Но противиться сыворотке я не мог, поэтому пришлось выкручиваться.
— Я умер, — невозмутимо проговорил я, — Затем меня похитили эти животные, а…
— Умер? Что ты такое говоришь? — перебил меня отец. — Как ты умер?
— Сгорел, — ответил я. — Тушил пожар, спасал людей и сгорел.
— Бессмыслица, — проговорил отец, скривившись. — Ты же сейчас здесь передо мной.
По лицу отца я мог понять, что он едва ли верил моим словам, даже несмотря на сыворотку правды. Но он хотя бы дал мне возможность сменить тему.
— Да, здесь.
— Ладно, потом разберёмся, — выдохнул он. — Что было дальше?
Он наклонился вперед, ожидая моего ответа. Постукивающий по кафелю пола обитый металлом каблук выдавал его нетерпение.
— Я загорелся и перебил их всех.
— То есть у тебя уже был дар?
— Не знаю, — ответил я. — Может быть.
— Что значит «может быть»?
С каждым моим ответом отец распалялся все больше и больше.
— Это значит — может быть, а может и не быть.
— Ты что, — выпалил он, почти сорвавшись на крик, — издеваешься?!
— Нет.
Отец так заскрипел зубами, что это услышал даже я.
— Прохор! — позвал он.
Прохор тут же возник в нашей комнате. Образ его был мне смутно знаком.
— Да, ваше сиятельство.
— Вколи ему уже антидот, чтобы он пришёл в себя. А то проку никакого…
Прохор достал из внутреннего кармана пиджака длинный шприц, снял с него крышку и, введя иглу в катетер, ввёл содержимое в мою капельницу.
— А пока приходишь в себя, мотай на ус, — повернулся ко мне отец. — Хоть ты и стал сейчас для рода Пожарских гораздо ценнее, чем был, нос задирать не вздумай. Уважения ты не заслужил и одним только даром не отделаешься.
От голоса отца повеяло могильным холодом. Он взглянул на меня чуть сузив глаза.
— И даже не вздумай трепаться о том, что с тобой произошло, — продолжил отец, — Хоть скрыть все мы полностью и не сможем — слухи поползут. Но не добавляй в их общую копилку. И так уже постарался. Понял меня?
Я молча смотрел ему в глаза. Как подобный человек мог быть главой рода Пожарских?
— По глазам вижу, что понял, — кивнул он, а затем задумчиво добавил, — Ты как-то изменился…
Лицо Князя Пожарского на мгновение перестало быть таким жестким. Будто он никак не мог поймать ускользающую мысль.
— А, не важно…
Момент просветления не продлился долго.