Прошло дней десять, а Жендзян не показывался. Наш пан Ян так похудел от ожидания, что Ануся стороной начала наводить справки о причине такого явления, а Карбони, доктор князя, прописал ему какое-то лекарство от меланхолии. Но Скшетуский знал, что никакое лекарство тут не поможет, что в его душу вселилась могучая страсть, победить которую нет никаких сил.
Легко вообразить себе радость пана Яна, когда в его комнату однажды на рассвете вошел Жендзян, измученный, весь в грязи, но веселый и несомненно с добрыми вестями. Наместник вскочил со своей постели, схватил его за плечи и крикнул:
— Письмо есть?
— Есть, пан. Вот оно.
Пан Скшетуский схватил письмо. Долгое время он сомневался, привезет ли письмо Жендзян, потому что не был уверен, умеет ли писать Елена. Женщины в пограничных странах не щеголяли грамотностью, a Елена, кроме того, жила среди диких людей. Очевидно, отец научил ее науке письма, и она прислала длинное послание на четырех страницах. Бедняжка не умела красно выразиться и писала так, как подсказывало ей сердце.
"Я никогда не забуду вас, скорее вы забудете меня; я слышала, что среди вас, мужчин, бывают и дурные люди. Но вы послали своего пажа в такую дальнюю дорогу, и я вижу, что вы любите меня так же, как и я вас, за что сердечно благодарю вас. Пожалуйста, не думайте, что я поступаю нескромно, если пишу о моей любви; лучше сказать правду, чем солгать, или скрыть то, что лежит на сердце. Я расспрашивала пана Жендзяна, как вы живете в Лубнах и какие там обычаи, а когда он мне рассказал о красоте тамошних дам, я с горя расплакалась…"
Наместник оставил письмо.
— Ты что там наболтал, дурак?
— Только одно хорошее. Наместник стал читать далее.
"…Потому что куда же мне равняться с ними? Но паж сказал мне, что вы ни на кого и смотреть не хотите…"
— Ну вот, это хорошо! — пробормотал наместник. Жендзян не знал хорошенько, в чем дело (наместник читал письмо про себя), но счел нужным скорчить мину человека, знающего все.
"…И я утешилась и прошу Бога, чтоб он внушил вам и впредь вести себя так же и благословил бы нас обоих. Аминь! Я соскучилась по вас ужасно, мне только и отрады, что в одних вас…"
Дальше прелестная княжна извещала, что она приедет с теткой в Лубны, как только дороги просохнут, что сама княгиня желает выехать поскорее, потому что из Чигирина доходят вести о волнениях среди казаков.
"Вы настоящий волшебник, — писала Елена, — сумели покорить и тетку".
Наместник усмехнулся; он припомнил, какими средствами ему удалось приобрести расположение тетки. Письмо кончалось уверением в любви и верности, которую будущая жена обязана питать к мужу. В общем от него веяло неподдельным чувством, и наместник, перечитывая его слова, повторял в глубине души: "Дорогая моя! Да накажет меня Бог, если я забуду тебя когда-нибудь!"
Затем начался допрос Жендзяна.
Ловкий паж дал точный отчет во всем. Его приняли ласково. Старая княгиня расспрашивала его о наместнике и осталась очень довольна, узнав, что Скшетуский пользуется расположением князя и репутацией славного воина.
— Она спрашивала у меня, сдержите ли вы свое слово, коль скоро дали его? Я ей говорю: "Княгиня, если б конь, на котором я приехал, был бы мне обещан, то я знал бы, что он уже не минет моих рук…"
— Эдакий плут! — рассмеялся наместник. — Ну, уж если ты поручился за меня, то возьми коня. Ну, а после ты уже не скрывался, сказал, кем ты прислан?
— Сказал, потому что увидел, что дальше скрываться нет нужды, и тогда меня обласкали еще более, в особенности панна… И что за красавица она! Лучше во всем свете не сыщешь. Когда она узнала, что я прислан вами, то не знала, где и посадить меня, а читая ваше письмо, все плакала от радости.
У наместника тоже от радости пропал голос. Только спустя некоторое время он опять спросил:
— А о том… о Богуне ты не расспрашивал?
— Я счел неудобным расспрашивать княгиню или панну, но зато сдружился со старым татарином Чехлы. Он хотя и нехристь, но все-таки верный слуга своих господ. Он-то и порассказал мне, что сначала они все сердились на вас сильно, но потом успокоились, в особенности, когда им стало известно, что слухи о сокровищах Богуна просто басни.
— Как они убедились в этом?
— А вот как. Они были должны сколько-то Сивиньскому; срок пришел, они к Богуну: дай взаймы! А он говорит: добро турецкое есть, а денег нет; все, что было, растратил. Как только они это услыхали, Богун сразу упал в ихнем мнении, и они обратили все свое внимание на вас.