Все присутствующие расхохотались, только литвин оставался совершенно спокойным. Он нисколько не обиделся, только махнул рукой, ласково улыбнулся и пробормотал:
— Э, ну вас, и слушать-то не хочется!
Пан Скшетуский с любопытством глядел на нового своего знакомца, который вполне заслуживал название чудака. Прежде всего, это был человек ростом почти под потолок, а необычайная худоба делала его еще выше. Его широкие плечи и мощная спина показывали силу необыкновенную, но сделан он был только из кожи да костей. Впрочем, одет он был очень изрядно: в серую суконную куртку с узкими рукавами и в высокие шведские штиблеты, которые начинали в Литве входить в употребление. Широкий, туго набитый лосиный пояс, не имея возможности держаться, спадал на его бедра, а к поясу был прицеплен рыцарский меч, такой длинный, что равнялся почти половине роста пана Подбипенты.
Но кто испугался бы меча, тот тотчас бы успокоился при первом взгляде на лицо его обладателя. То было худое лицо, украшенное двумя опущенными книзу бровями и парою таких же висячих усов, но лицо доброе, простодушное, как у ребенка. Усы и брови придавали ему какое-то унылое, сконфуженное и вместе с тем смешное выражение. Он казался человеком, над которым всякий может безнаказанно издеваться, но пану Скшетускому он понравился сразу за свое простодушное лицо и чисто солдатскую выдержку.
— Пан наместник, — сказал Подбипента, — вы у князя Вишневецкого?
— Да.
Литвин молитвенно сложил руки и поднял глаза к небу.
— Ах, что это за воин, что за рыцарь, что за вождь!
— Дай Бог республике таких как можно больше.
— Ваша правда, ваша правда! Нельзя ли поступить под его знамена?
— Он будет рад вам.
Тут вмешался и пан Заглоба.
— У князя тогда будет два кухонных вертела: один — вы, другой — ваш меч… Нет, для вас он найдет лучшее употребление: прикажет на вас вешать разбойников или отмерять вами сукно! Тьфу, как вам не стыдно, что вы, будучи человеком и католиком, длинны, как змей или как языческий лук!
— И слушать не хочется, — терпеливо промолвил литвин.
— Простите, я не расслышал вашей фамилии, — сказал пан Скшетуский — Пан Заглоба так перебивал вас, что я, извините, не мог расслышать.
— Подбипента.
— Повсинога.
— Зервикантур из Мышиных Кишок.
— Вот тебе и на! Пью его вино, но назовите меня дураком, если это христианские имена.
— Давно вы из Литвы?
— Вот уже две недели в Чигирине. Узнал я от пана Зацвилиховского, что вы будете проезжать здесь, и ждал, чтобы под вашим покровительством предложить свои услуги князю.
— Но, скажите, мне очень любопытно знать: зачем это вы носите такой меч, который более напоминает орудие палача?
— Не палача, пан наместник. Это меч крестоносцев, добыт в бою и давно уже в нашем роду. Еще под Хойницами он был в литовской руке, так я его и ношу.
— Но ведь это страшная махина и, должно быть, страшно тяжела. Обеими руками разве…
— Можно и обеими, можно и одной.
— А ну, покажите.
Литвин достал меч и подал, но рука Скшетуского опустилась сразу. Ни замахнуться, ни нанести удара. Попробовал было обеими руками, да и то тяжело. Наконец, наместник немного сконфузился и обратился к прочим:
— Ну, господа, кто крест сделает?
— Мы уже пробовали, — ответили несколько голосов. — Один пан комиссар Зацвилиховский поднимет, но креста и он не сделает.
— А вы? — спросил пан Скшетуский у литвина. Шляхтич поднял меч, как тросточку, и махнул им несколько раз в воздухе так, что в комнате пошел ветер.
— Да, плохо связываться с вами! — воскликнул пан Скшетуский. — Прием ваш в войско князя несомненен.
— Видит Бог, что я жажду этой службы; там мой меч не заржавеет.
— Но не остроумие, — прибавил пан Заглоба, — с ним вы не так свободно обращаетесь.
Зацвилиховский встал и собирался уже было уходить вместе с наместником, как на пороге показался седой, как лунь, старик.
— Пан комиссар, — сказал он, увидев Зацвилиховского, — а я нарочно к вам собирался!
То был Барабаш, полковник черкасский.
— Так пойдемте ко мне домой. Тут такой дым коромыслом, что и света не видно.
Они вышли; Скшетуский за ними. Сейчас же за порогом Барабаш спросил:
— Нет ли вестей о Хмельницком?
— Есть. Убежал в Сечь. Вот этот офицер встретил его в степи.
— Так он не водой поехал? Я отправил гонца в Кудак, чтобы его поймали, но значит, напрасно.
Барабаш закрыл глаза руками и покачал головой.
— О, спаси Христос! Спаси Христос!
— Что с вами делается?
— А вы знаете, что он у меня похитил обманным образом? Знаете, что будет, если обнародовать в Сечи эти документы? Спаси Христос! Если король не объявит войны с басурманами — искра в порох…