Только ничто из этого не будет иметь значения, если мы не остановим Евруса от освобождения Минаксов из Обскурума. В этом была разница. Вот что изменилось. Когда ты не знаешь, есть ли завтра, то быстро поймешь, что важно. Я не могу позволить себе потратить впустую моменты с ним.
Когда он ослабил объятия, я сильнее сжала его, сказав ему без слов, что его чувства ко мне не были односторонними. Его губы прижались к моим волосам, и я вдохнула его запах, который одновременно был успокаивающим и захватывающим. Наконец, он немного отодвинул меня. — Я заставляю тебя мерзнуть. Ты дрожишь.
— Это не из-за холода. — Я подняла голову и смело добавила: — Это чувствовать тебя рядом, заставляет меня дрожать. — Я улыбнулась, когда он вздрогнул от ответа.
Фонарь был потушен, затем еще один. Я поняла, что мы должны разойтись, пожелав друг другу спокойной ночи. Но я не была готов это сделать.
— Мы не говорили о Марелле, — отважилась я. — Она была для нас другом.
Его челюсть сжалась, и он отвернулся. — Я даже не могу позволить себе думать о том, что она пыталась сделать. Это просто заставляет меня хотеть убить ее самому.
— Не могу поверить, что не увидела этого. Когда я навещала ее на твоем корабле, я так беспокоилась о ней. — Я сделала паузу. — Ты должно быть, все еще беспокоишься о ней. — Он всю жизнь знал ее.
Мои чувства к Марелле были сложными. Она была союзником против короля Расмуса, потом другом, потом предателем. Я задавалась вопросом, знала ли она, что делает, когда она впервые впустила в себя Минакса. Он использовал ее, чтобы добраться до своего близнеца и Евруса. В конце концов, она стала жертвой. Что бы она ни сделала, она не заслужила того, чтобы умереть за это. Тогда я призналась себе, что хотела бы найти и спасти Мареллу, если сможем.
— Я не могу не сожалеть о том, что с ней случилось, — наконец сказал Аркус, повторяя мои мысли, как он иногда это делал. — Но я гораздо больше беспокоюсь о тебя. Ты… ты чувствуешь его присутствие?
Мы должны были быть очень осторожны, чтобы скрыть этот секрет на корабле. Если бы до экипажа дошло что Минакс на корабле, это была бы катастрофа. Матросы были очень суеверными, а это ужасало бы даже самых скептически настроенных душ.
— Не так сильно. — Я подумала, как это описать. — Это… он словно спящий, думаю, это лучшее слово. Я знаю, что он там, но едва ли.
— Хорошо, — сказал он, обхватив меня за спину рукой и прижимая к себе. — Надеюсь, так оно и будет.
— Я тоже.
— А как ты относишься к тому, что сказал Еврус?
— Что я Темнокровная? — Даже слово охладило меня. Тьма была слишком огромной, слишком неизбежной. Ты можешь зажечь свечу и спрятаться, но ты никогда не сможешь сразиться с ней. И я несла ее в моих венах. Я потерла руки, чтобы согреть их и попыталась скрыть свой страх. — Я не хочу в это верить. Часть меня надеется, что это неправда, хотя есть признаки. Отметка. То, как я могу принять это существо, не чувствуя себя больной. Моя способность контролировать Минакса до такой степени, что один уничтожил другого.
— Ты удивительная, — прошептал он. — Надеюсь, ты это знаешь. То, что ты сделала. То, с чем тебе пришлось столкнуться.
Я не чувствовала себя удивительной. В данный момент я ощущала себя маленькой и испуганной. Неравнодушно ко всему, что я должна была сделать, без четкой картины того, что это было. И уставшей. Такой уставшей.
Поэтому я наклонилась к нему сильнее, когда я сказала: — Но хоть я не хочу в это верить, ну… мне нужно смотреть правде в глаза. Я… — Я понизил голос, — …Ребенок тьмы.
— Я не верю в это, — сказал он с тихим беспокойством. — По крайней мере, я не верю, что это что-то злое. Если это то, что ты есть, то это неплохо. Потому что все в тебе так, как и должно быть.
Я усмехнулась, удивляясь. — Я думала, ты скажешь, что я бросаюсь в опасность и рискую. Ты скажешь мне, что я эгоистична.
— Я был эгоистом. Я просто хотел, чтобы ты осталась. Но если бы ты не приехала сюда, мы бы никогда не узнали, как уничтожить Минакса.
— К сожалению, мы не знаем, как уничтожить другого.
— Ты… пробовала?
— Ты имеешь в виду… просто желать, чтобы он умер? Нет. Я… я не думаю, что это сработает.
Я была в ужасе от того, что, если я мысленно потяну его, и он снова проснется. Я до сих пор не знала, как и почему он был бездействующим. Мне пришло в голову, что, если Минакс действительно разделял человеческие черты, как когда-то подразумевал Брат Тисл, то существо могло действительно скорбеть о своем близнеце. Он жаждал встречи со своим близнецом в течение многих веков. С другой стороны, горе и смерть питали Минакса. Это может сделать его сильнее.