– Сдохни, осквернитель храма! – заорал краснощекий мужчина в простой льняной рубашке рабочего, который протиснулся в передний ряд и стал сбоку от Милана.
– Сдохни! – завизжали еще с десяток людей.
Чайки кричали у них над головами. Плотной стайкой они кружили над площадью, где им обычно скармливали рыбные отходы. В воздухе парили около шестидесяти птиц, и к ним постоянно присоединялись новые, как будто догадываясь, что скоро их ждет особое угощение.
Лежать там должен был он, с отчаянием подумал Милан. Независимо от того, что эти двое сделали, они не заслуживали подобной смерти. Никто не заслуживал.
– Это был я! – громко произнес Милан и попытался вырваться из хватки стражей, чтобы забраться на помост. – Это был я!
Его крик утонул в ликовании толпы, когда палач снова поднял свою железную дубинку.
– Ты туда не пойдешь! – закричал ему на ухо один из стражей. – Ты не заслужил почетное место рядом с отцом, трус. Даже не был с нами, когда мы штурмовали убежище убийц и осквернителей храмов.
– Это был я…
Милан снова попытался прорваться вперед и получил удар локтем в бок.
– Закрой рот, мальчишка!
Удар пришелся по еще не зажившей ране. Милан закашлялся и больше не смог произнести ни слова.
– Изнеженный сынок священника, – зашипел на него страж, который не понимал, как Милан мог свалиться с ног от одного удара по ребрам, как будто в него вонзилось лезвие меча.
На помосте сквозь спицы колеса протянули уже и вторую ногу вора. Оба колеса, на которых лежали осужденные, были установлены на колышках, возвышавшихся над окровавленными досками помоста на высоту ладони.
Палач топнул ногой. Это был сигнал для помощников, стоявших под платформой. Колышки, на которых были установлены колеса, доходили до мостовой. Теперь их начали толкать вверх, и искалеченные воры поднялись к небу.
Небу, кишащему белыми крыльями.
Чтобы закрепить колышки, в отверстия на их нижнем конце протолкнули железные прутья.
Чайки с пронзительными криками набросились на принесенных им в жертву мужчин, которым вырвали языки, так что они больше не могли прокричать толпе, какая несправедливость их постигла.
Милан увидел, как одна из чаек улетела с глазом в клюве.
– Но они ни при чем…
Из-за жгучей боли в боку он мог говорить только шепотом. Милан заставил себя взглянуть вверх. Это была единственная честь, которую он мог оказать мужчинам, умирающим вместо него.
Лишь когда крики воров окончательно затихли, толпа начала расходиться с рынка. Многие скрылись от полуденной жары. Часть последовала за Нандусом в праздничной процессии, устроенной в честь возвращения серебряного диска в октагон.
Стражи, которые удерживали Милана, тоже решили уйти и оставили его на площади. Юноша стоял на коленях и безмолвно молил Господа о прощении.
Милан понимал, что никто не поверил бы, даже если бы он признался, что именно он украл лунный диск. Его попросту посчитали бы сумасшедшим и держали бы взаперти до тех пор, пока отец не отдаст его в Красный монастырь. Однако он мог отказать отцу в этом последнем триумфе. Милан должен был сбежать из города, а еще лучше – покинуть Цилию. На острове ему удалось бы ускользнуть от всесильного отца лишь при условии, что он отважился бы отправиться в Швертвальд. Но в этом случае он склонялся к тому, чтобы поверить словам Нандуса. Если бы в лесу узнали, кто он такой, его бы вздернули на первом же дубе.
Стиснув зубы, Милан встал на ноги. Его бок снова пронзила жгучая боль. Он почувствовал, как натянулся шов, будто готов был порваться. Слезы выступили у него на глазах.
– Они это заслужили, – сказала старушка, которая взяла его за руку и нежно ее погладила. – Не будь таким мягкосердечным. Женщины любят, когда парни вроде тебя ведут себя мужественно. Забудь об этих несчастных и лучше подумай о своей возлюбленной. – Она улыбнулась и показала свою розовую беззубую челюсть.
– Моей возлюбленной… – пробормотал он. Должно быть, она ошибалась.
Старуха прищурилась:
– Ты ведь Милан, друг воронов, или нет?
Друг воронов? Что за…
– Кто послал тебя?
– Рыжая красавица. – Она показала на переулок, который вел вниз к местам стоянки рыбацких лодок, но там уже никого не было. – Гм, она ушла. – Старуха скорчила гримасу. – Но она та еще штучка, я тебе скажу. Не понимаю, что она может хотеть от такого плаксивого парня, как ты. – Она ухмыльнулась и протянула ему записку. – Надеюсь, ты умеешь читать, в противном случае ты ее больше не увидишь.
Милан вырвал из ее руки мятый лист бумаги, на котором неразборчивым почерком было написано одно-единственное предложение: