Шулик так внимательно слушал, что дядя Петро, искоса взглянув на него, одобрительно кивнул головой.
Баштовой рассказывал, как восемь дней отряд Куникова вел бой на Малой земле, как не сдвинулись ни на шаг моряки, как погибали боевые друзья майора, офицеры Костиков, Таранов, как, прикрыв его своей грудью, свалился его верный и бесстрашный адъютант Хоботов, прошедший вместе с ним тяжелый путь от Азовского моря. «Мы победили. Плацдарм был взят, отвоеван, удержан…»
Баштовой рассказал, как Куников был в самых опасных местах и как вместе с моряками бесстрашно бросился в контратаку.
Восемь дней сражался Куников, а одиннадцатого февраля не стало «старшего морского начальника Малой земли», как его называли моряки.
Позади Букреева стоял незаметно подошедший Звенягин. Он слушал внимательно Баштового, но ничего не сказал ему, когда тот, еще взволнованный, стал возле него.
Когда Букреев, решив говорить, снял свою морскую фуражку, Звенягин с любопытством приподнял брови. Сейчас, после очень простой и человечной речи Баштового, так легко допустить ошибку. Все ясно, цель достигнута. Что может добавить новый, еще не известный боевыми делами командир батальона?
— Друзья–моряки, — тихо сказал Букреев — Мне еще не пришлось рядом с вами сражаться. Но я — советский офицер, пятнадцать лет своих отдавший армии. Я верю в вас, а вы доверьтесь мне. Клянусь здесь перед могилой героя–майора Куникова, что я буду стараться быть подобным ему…
Букреев хотел еще что‑то сказать, но моряки уже подняли, по традиции морской пехоты, бескозырки на дула винтовок и автоматов и как бы проголосовали доверие своему новому командиру.
— День первый, — сказал Звенягин, представляясь Букрееву, — и потом будет день второй, день третий, четвертый и так далее…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Поручив батальон Батракову, Букреев искал Тузина, чтобы вместе с ним явиться к контр–адмиралу. Манжула хотел сопровождать комбата, но тот приказал ему оставаться на занятиях.
День первый, как выразился Звенягин, начинался неплохо. Букреев был доволен общим состоянием батальона и офицерским составом. Он теперь совершенно не понимал своего предшественника Тузина. «Сказываются годы, — подумал Букреев, — сорок пять лет для строевого майора, конечно, не мало. А потом, после длительного тылового состояния сразу в десант тяжело».
Букреев шел быстро, чтобы проверить сердце.
Тузин появился неожиданно из‑за кустов шиповника, усыпанного яркими плодами, выделяющимися на фоне умирающей листвы.
— Майор, а вы мне нужны, — весело воскликнул Букреев. — Надо итти к контр–адмиралу.
Тузин остановился, зажав потухшую папироску под широкими рыжеватыми с проседью усиками.
— Так… Уже майор, уже — вы…
— Тю, чертило! Тебе, — право, не угодишь, Тузин.
Тузин вынул сделанную из прозрачного авиационного стекла зажигалку с надписью «Участнику отечественной войны майору Тузину». Крутя закопченными пальцами колесико, он старался прикрыть надпись, и это Букреев посчитал хорошим знаком. Холодная голубоватая искра, сверкнувшая несколько раз, фитиль не зажгла. Тузин спрятал зажигалку в карманчик для часов и выбросил окурок.
— Подсидел, подсидел ты меня, Букреев. Не знал тебя, оказывается… Ловок.
— Не глупи, Тузин… — сдержанно сказал Букреев. —
— Все для меня было полной неожиданностью. Я, когда узнал, что с тобой неважно…
— Что же, выслуживайся, — хмуро вглядываясь в лицо Букреева из‑под своих нависших бровей, процедил Тузин. — Не поздно ли только начал? Много времени зря потерял. Хотя тогда не то… отступали. Теперь самый раз… Дуй, дуй до горы, товарищ командир батальона.
— Мне просто странно слышать от тебя… такое, — с раздражением заметил Букреев. — Ведь ты все же офицер, а не базарная торговка. Как не стыдно только…
— Ну, что же, сообщи. Скажи Батракову, у него есть политдонесения. Помог меня сковырнуть, поможет и добить. Да… Не успел с катера сойти, не успел в батальоне появиться и сразу к контр–адмиралу. Далеко пойдешь, Букреев. Ты что же это меня оговаривал по радио или телеф они о–теле граф ной связью? Манжулу за тобой послали, «телохранителя». Специальным самолетом. Фигурой какой ты стал, а?
— Чепуху ты городишь, Тузин. Сколько выпил? Весь исцарапался.
— Выпил двести граммов. Точно. Оборвался, собирая шиповник, или, как некоторые выражаются, витамин цэ… Понятно?
Тузин похлопал по оттопыренным карманам, покачался на широко расставленных ногах, сбил на затылок фуражку. На лбу прилипли редкие волосинки, пояс спустился, сапоги были запылены и исцарапаны.