- Это совершенно нечестно, - сетовал Келтэн как-то вечером. - Он ведь даже ничего не делает. Не говорит с ними, не улыбается им, ничего такого. Не знаю, в чем тут дело, но всякий раз, когда он проходит по залу, все девицы просто тают.
- Берит очень красив, Келтэн, - заметила Элана.
- Берит? Он еще даже бреется не каждый день.
- Какое это имеет значение? Он высок, он рыцарь, у него широкие плечи и безупречные манеры. К тому же у него самые синие глаза, какие я когда-либо видела, и длиннейшие ресницы.
- Но он же еще мальчик!
- Уже нет. Ты в последнее время к нему не присматривался. Кроме того, юные дамы, которые вздыхают о нем и по ночам орошают слезами свои подушки, сами едва вышли из нежного возраста.
- Больше всего меня раздражает, что он сам даже не осознает, как действует на этих бедняжек, - вставил Тиниен. - Они разве что не раздирают на себе одежды, чтобы привлечь его внимание, а он и понятия не имеет, что творится.
- В этом часть его обаяния, сэр рыцарь, - улыбнулась Элана. - Если бы не эта его невинность, он и вполовину не был бы так притягателен для дам. У присутствующего здесь сэра Бевьера есть то же качество. Разница в том, что Бевьер знает, что он невероятно красив, и предпочитает не пользоваться этим из-за своих религиозных убеждений. Берит же еще не осознает своей красоты.
- Может быть, кому-то из нас стоит отвести его в сторонку и растолковать, что к чему? - предложил Улаф.
- И не думай, - ответила ему Миртаи. - Он хорош таким, каков есть. Оставь его в покое.
- Миртаи права, - согласилась Элана. - Не вздумайте мне портить Берита, господа. Мы хотим подольше сохранить его невинность. - Лукавая улыбка тронула ее губы. - Вот сэр Бевьер - иное дело. Пора нам подыскать ему жену. Он мог бы стать превосходным мужем для какой-нибудь достойной девушки.
Бевьер слабо усмехнулся:
- Я уже женат, ваше величество, - на церкви.
- Помолвлен, Бевьер, но отнюдь не женат. Не спеши примеривать монашескую рясу, сэр рыцарь. Я еще не отступилась от своих замыслов относительно тебя.
- Не лучше ли будет приняться за дело поближе к дому, ваше величество? предложил он. - Если вам гак необходимо кого-то женить, у вас есть наготове сэр Келтэн.
- Келтэн? - недоверчиво переспросила она. - Что за глупости, Бевьер? Такого я не пожелала бы ни одной женщине.
- Ваше величество! - запротестовал Келтэн.
- Я тебя обожаю, Келтэн, - улыбнулась Элана светловолосому пандионцу, - но ты просто не создан для роли мужа. Я бы ни за что не решилась устраивать твой брак. По совести говоря, я не могла бы даже приказать какой-то девушке стать твоей женой. Тиниен - это еще возможно, но вас с Улафом Господь обрек оставаться холостяками.
- И меня? - мягко отозвался Улаф.
- Да, - ответила она, - и тебя.
Открылась дверь, и вошли Стрейджен и Телэн. Оба были одеты просто и неприметно, как всегда одевались, устраивая вылазки в город.
- Удалось? - спросил Спархок.
- Мы нашли его, - ответил Стрейджен, отдавая свой плащ Алиэн. - Он не из тех людей, которые мне по душе. Он карманник, а из карманников обычно получаются плохие вожаки. Не тот у них характер.
- Стрейджен! - запротестовал Телэн.
- Ты не настоящий карманник, мой юный друг, - сказал ему Стрейджен. - Для тебя это лишь временное занятие, пока не подрастешь. Так или иначе, местного воровского вожака зовут Кондрак. Надо отдать ему должное, он быстро смекнул, что устойчивость власти выгодна и нам, и ему. Грабить дома во время мятежа дело весьма выгодное, но недолгое. Хороший вор куда успешней работает в мирные времена. Само собой, Кондрак в одиночку не может решать за всех. Ему нужно посоветоваться со своими напарниками в других городах Империи.
- Но на это уйдет год, если не больше, - сухо заметил Спархок.
- Отнюдь, - покачал головой Стрейджен. - Воры путешествуют куда быстрее, чем честные люди. Кондрак собирается разослать гонцов с известием о нашем предложении. Он представит его в наивыгодном свете, так что, вполне вероятно, воры всех королевств Империи присоединятся к нашему делу.
- Как же мы узнаем, что они решили? - спросил Тиниен.
- В каждом крупном городе по пути я буду наносить визиты вежливости, пожал плечами Стрейджен. - Рано или поздно я получу официальный ответ. Долго ждать не придется. К тому времени, когда мы доберемся до Материона, мы уже наверняка будем знать, каково окончательное решение. - Он испытующе глянул на Элану. - За последние годы ваше величество узнали много о нашем тайном правительстве. Как по-вашему, можем мы сделать эти сведения государственной тайной? Мы, воры, от чистого сердца готовы сотрудничать с вами и даже оказывать кой-какую помощь, но нам не хотелось бы, чтобы другие монархи были чересчур хорошо осведомлены о нашем образе действий. Какой-нибудь ретивый поборник порядка, чего доброго, решит расправиться с тайным правительством, а нам это причинит некоторые неудобства.
- Во что ты оценишь мое молчание? - поддразнила она.
Стрейджен посерьезнел.
- Это ты должна решить сама, Элана, - сказал он, отбрасывая прочь изыски этикета. - Я всегда старался помочь тебе, чем мог, потому что искренне люблю тебя. Однако если ты проболтаешься и другие монархи узнают то, что им знать не положено, я, увы, больше не смогу помогать тебе.
- Вы покинете меня, милорд Стрейджен?
- Никогда, моя королева, но мои собратья по ремеслу непременно меня прикончат, а в таком состоянии я вряд ли сумею быть вам полезен, не так ли?
***
Архимандрит Монсел был крупным, внушительного сложения мужчиной с пронзительными черными глазами и громадной черной бородой. Это было могучее, напористое, во всех смыслах выдающееся украшение, и архимандрит использовал его в качестве тарана. Борода предшествовала ему на ярд, куда бы он ни шел. Борода встопорщивалась, когда архимандрит бывал раздражен - а это случалось частенько, - и в сырую погоду завивалась крутыми завитками, точно полмили спутанной рыбачьей лески. Когда Монсел говорил, борода раскачивалась в разные стороны, как бы подкрепляя его высказывания. Патриарх Эмбан был совершенно зачарован бородой архимандрита.
- Это все равно что беседовать с ожившей изгородью, - сказал он Спархоку, когда они шли извилистыми коридорами дворца на личную встречу с архимандритом.