Эта смена необходима. В мире не должно быть недовольных, голодных, угнетенных. Кита в душе приветствовала эту справедливую перемену, от которой их семья ничего не потеряет. Потеряют богачи, торговцы, лабазники и хозяева мельниц. А что может потерять ее отец? Мундир. Он ведь только исполнитель воли богатеев. Пусть сами защищаются, посмотрим, на что они способны. А то только богатеют, а другие гнут на них спину. Их сыновья и дочери щеголяют нарядами, разъезжают повсюду, где захотят, по Болгарии и за границей, а она, Кита, даже Черного моря не видела.
Девушка, облокотившись на подоконник, словно слилась с белой ночью. У нее затекли руки, и она не могла пошевелить ими. С гор подул легкий ветерок, деревья зашелестели, их тени заколыхались. Для Киты это было как бы сигналом. Она ждала, что вместе с ветром с гор спустятся те, с кем она встретилась в шалаше. Апостолы! Повстанцы представлялись ей высеченными из каменных глыб, полными непреклонной веры в свои идеалы. За что они борются? За свои блага? Чтобы не работать исполу на хозяев? Почему они с такой решимостью шли за молодым, но более грамотным политически Владо? Нет, здесь было что-то более значительное, чем клочок земли. Эти простые люди знали, за что готовы пожертвовать жизнью.
Впервые Кита дождалась не только первых, но и вторых, третьих петухов. Их голоса нарушили тишину, и вскоре со стороны старой крепости послышался взрыв, раздались выстрелы, донесся топот. Послышались крики «ура».
Девушка не выдержала. Она готова была идти в город уже тогда, когда уснул ее отец. С подоконника прыгнула на яблоню и по стволу спустилась вниз. Ей показалось, что у самого их забора на коне промчался он, Владо, и, прежде чем она успела крикнуть «Стой!», конь унес всадника. За ним с криками «ура!» бежали люди. Восстание началось. Со всех сторон к центру двигался восставший народ. Кита видела, как убегали полицейские, пытаясь скрыться. Отец хотел выбежать из дома, но застыл на пороге.
— Ты оставайся здесь! — остановила его жена. — И спрячься! Скажем, что тебя нет, что ты уехал в окружной город.
Он впервые послушался ее. Его рука, державшая пистолет, опустилась. Дочь воспользовалась моментом и незаметно взяла у отца оружие. Потом, как была в белом платье, выбежала на улицу и поспешила в околийское управление. Там у входа уже стояли повстанцы. Они грубо остановили ее.
— Пропустите меня, — решительно сказала девушка.
— Кто ты такая? Что делаешь здесь?
— Я дочь околийского начальника.
— Иди, иди! Ты-то нам и нужна! И папашу твоего заберем. Где он?
— Дома.
— А что это у тебя в руках?
— Его пистолет.
— Отдай.
— Нет, он останется у меня.
— У нас нет времени слушать твою болтовню. Возьмите у девчонки оружие и посадите ее в подвал! — приказал он.
У Киты закружилась голова. Она ждала, что ее примут как соратника, а эти грубияны решили затолкать ее туда, откуда сами только что вышли.
— Ей место там, где были мы! — крикнул кто-то из повстанцев. Но, вглядевшись в опечаленное лицо девушки, воскликнул: — Постойте, постойте! Это же подружка Владо!
— Но ведь она дочь околийского начальника! Сама сказала.
— Это так, но она дружила с Владо и освободила его из-под ареста.
— Ребята, вы знаете ее? Смотрите, не ошибиться бы!
— Отведите ее к Владо!
И с того места, где Кита когда-то под наблюдением полицейских встречалась с арестованным Владо, она по ступенькам поднялась в кабинет отца. Там, за отцовским письменным столом, сидел Владо. Девушка от волнения чуть не лишилась сил, а по лицу молодого человека пробежала улыбка. Кабинет словно наполнился солнечным светом.
— Ты почему не сидишь дома, а ходишь под пулями? Хочешь, чтобы какая-нибудь ужалила тебя?
— Ведь все уже кончилось, — сказала она растерянно и сразу почувствовала усталость. Не зная, что делать, девушка хотела приблизиться к любимому, но в этот момент в помещение вбежали повстанцы и оттеснили ее.
— Товарищ комендант, мы арестовали пристава и полицейских. Но околийского начальника дома не нашли. Уехал в окружной центр.
Кита вздрогнула и повернулась к Владо. Что-то скажет сейчас он, комендант освобожденного города? Каков будет его приказ? Она рассказала ему об отце. Теперь Владо может или застрелить начальника из его же пистолета, или спасти. Ее глаза не просили о пощаде, только смотрели испуганно.