Кита почувствовала угрызения совести. Ведь это она привела отца сюда и причинила ему такие страдания — стоять перед новым комендантом в качестве арестанта, не зная, что будет дальше. И Владо нет. Пока он узнает и распорядится, с отцом может всякое случиться. Тревога отца передалась ей.
— Садись, господин начальник! — шутливо сказал комендант. И, поняв, что и девушка, и ее отец обижены таким ироническим обращением, Мито поторопился добавить:
— Никак не могу привыкнуть называть тебя иначе, как«господин начальник». Ведь было так: «Иди к начальнику», «Тебя зовет начальник».
— Да, так было, — мрачно согласился отец Киты. — Но теперь уже не так…
И дочь в этот момент чувствовала себя словно на скамье подсудимых.
— Садись, садись и ты, барышня!
Ките показалось, что комендант посмотрел на ее туфли. Она села первая. Отец немного погодя. Мито отошел к столу, но не сел. Бывший начальник разглядывал преображенный кабинет, пустой прямоугольник на стене, где висел портрет царя, и старался ничем не выдать своего волнения.
— Я позвал тебя, господин Мислиев, чтобы сказать, что мы не будем поступать с вами так, как когда-то поступали с нами вы.
Отец слушал с недоверием. Ведь у революции свои законы. Пощады ждать он не в праве. Бывший начальник знал, что ему грозит. Он ведь арестовывал, смотрел на избиения сквозь пальцы. А до него случались и убийства. Он не дошел до расстрелов, но истязания практиковались и при нем. Лично он не запачкал своих рук преступлениями, но ему приказывали сверху не церемониться. И он должен был подчиняться этим приказам, поручая их исполнение другим, младшим по званию. Сдавшись в руки повстанцев, бывший околийский начальник обдумал свою жизнь, вспомнил все свои поступки и сейчас спокойно ответил:
— Я знаю, что меня ждет, — он поймал взгляд дочери и снова повернулся к коменданту, — но делайте, что положено, выносите свой приговор. Прошу только, чтобы все это кончилось как можно скорее.
Отец Киты глубоко вздохнул и низко опустил голову.
— Мы решили так, — начал Мито.
Кита насторожилась. Зачем она заставила отца сдаться? Девушка дрожала, с трудом сдерживала слезы.
— Если восстание победит, выпустим вас на свободу.
Начальник поднял голову. Он не верил своим ушам.
— Но если восстание потерпит неудачу, ты позволишь нам остаться на свободе…
Теперь уже и отец, и дочь поверили в искренность коменданта.
— Так вот, предлагаю вам такой договор. Вас сколько в подвале — семнадцать душ?
— Восемнадцать! — поспешил ответить отец Киты.
— Я гарантирую, что ни один из вас, пока продолжается восстание, не будет расстрелян, вас пальцем не тронут. Разумеется, будем вызывать на допрос. Вы понимаете, наши власти, как и всякие другие, должны знать, что творится, и принимать соответствующие меры для своей защиты. Но после победы восстания мы выпустим вас на свободу. Даем честное слово коммунистов. Я приказал, чтобы ваши семьи не беспокоили. Это может подтвердить ваша дочь.
— Да, это так, — сказала Кита.
— Так оно и будет, потому что наша власть гуманна, наше богатство — люди, а не банки, наш самый ценный капитал — идея. Так что можете быть спокойны.
Дочь повернулась к отцу и обняла его.
— Видишь, папа! Я же тебе говорила!
— Только и вы сдержите свое слово, если восстание потерпит поражение.
— Какое поражение? Оно ведь победило!
— Победило здесь, в Ломе, Берковице, Бяла Слатине… Но это ведь еще не вся Болгария.
— Наверное, победит… — вполголоса сказал бывший начальник.