Но командир упорный человек. Он снова крикнул:
— Солдаты, посмотрите, кто с вами! Жалкие наемники, врангелевцы, палачи братского русского народа! Убийцы, которых русская революция выбросила, как мусор.
Видимо, эти слова возмутили карателей: поднялся новый огненный шквал.
— В порошок вас сотрем, большевистские приспешники! — прокаркал какой-то белогвардеец.
— Опоздали! Народ поднялся, как в Советской России! Власть взяли рабочие и крестьяне! Огонь по народным палачам!
Повстанцы открыли огонь. Как мечи, скрещивались огненные потоки. И вдруг затишье. Но снова началась словесная перепалка:
— Солдаты, вы оставили свои нивы, скот, дома и детей. Кому вы служите? Против кого повернули оружие? Против ваших братьев, которые поднялись для вашего же блага, чтобы не было богатеев и батраков, господ и эксплуатируемых.
Солдаты, слушая Христо Михайлова, не стреляли. Вдруг раздался властный голос:
— Никого вы не обманете! Никто вам не верит, безбожники!
— Наш бог — правда! Во имя правды мы восстали и победим!
Михаил Живков использовал эту словесную перепалку и продвинулся вперед.
— Младший унтер-офицер Илия Гырков, не стреляй в своего командира и товарищей! — крикнул Христо, и орудие, сделав выстрел, замолкло.
«Услышал свое имя, и наверняка в сердце кольнуло. Ну пока хватит…» — И Михаил Живков прополз еще немного вперед. Но захватить орудие не так-то легко. Его обслуживало несколько человек. Падет один, его место занимает другой. Убьют командира, наводчик командует, заряжающий становится на место наводчика, подавальщик становится заряжающим, а подносчик — подавальщиком.
Живков заметил, что у орудия осталось мало солдат. Только он собрался броситься вперед, как раздался новый выстрел, и шрапнель полетела навстречу повстанцам отряда Михайлова. Только один миг был нужен ему, чтобы броситься и остановить этот зловещий огонь, всего лишь один прыжок, и орудие повернется в другую сторону. Еще немного…
Михаил обернулся и увидел командира, который ждал этого прыжка, чтобы поднять уцелевших в огне бойцов. Михаилу уже представлялось, как орудие перейдет в руки повстанцев, как они отгонят врага со станции Бойчиновцы, а потом займут Врацу и наконец завладеют Софией. Прыжок, только один прыжок! В последний раз он всматривался в орудие. Возле него невредимым остался только наводчик, остальные были ранены.
— Эй, Илия, слушай! — крикнул Михаил Живков. — Что, не узнаешь меня? Помнишь, как орудие придавило тебе ногу, а я потом тащил тебя на спине, пока ты не поправился? А теперь стреляешь в меня!
— Тогда было одно, сейчас — другое. Или ты меня, или я тебя!
— Почему, Илия? Почему ты разбушевался, как святой Илия? Перестань стрелять в своих! Когда нас с тобой призвали в армию, помнишь, мы были вместе! И ты, как и я, пришел в казарму в пестрых чулках, связанных крючком! Наши кровати стояли рядом. Весь срок прослужили вместе в одной батарее. Хороший был человек наш командир, покрывал нас, прощал опоздания из увольнения. Помнишь, как ты вернулся из села только под утро? А когда тебя вызывали на поверке, вместо тебя откликнулся я. Поручик все понял и вызвал меня в канцелярию. «Ты почему, говорит, его покрыл? Попасть под трибунал захотел? За обман и на виселицу попасть можно!» А потом засмеялся и похлопал меня по плечу. «Вы крестьяне все-таки. Хорошие товарищи, верные. Никому ни слова, отправляйся к себе». Брось, Илия, это орудие и беги!
— Ишь чего захотел! Буду стрелять до последнего снаряда, а потом возьмусь за винтовку! Кончатся патроны — пойду в рукопашную, как нас учили.
— Раз так, получай, Илия, негодяй Пунгия!
Михаил прицелился и выстрелил. Но не попал: Илия нырнул под орудие, и пуля ударила в лафет.
Никто не заметил, как Михаил Живков подобрался к самому орудию. Лопушанцы тем временем нажимали справа. Возле орудия слышались стоны раненых да сопение наводчика.
Живков понимал, что значит остаться возле орудия одному, и выжидал удобного момента. Когда орудие заряжено и готово к стрельбе, взгляды и внимание прислуги устремлены в одну точку, и ничего, кроме ожидания выстрела, для них не существует. Когда же прогремит выстрел, люди снова могут следить за происходящим вокруг. И вот такой момент наступил. Никто из солдат не заметил, как Живков поднялся и устремился к орудию. Решающий прыжок! От него зависит, сумеют ли повстанцы оттеснить врага со станции Бойчиновцы, а затем занять Лом, Врацу, всю Болгарию.
Михаил сам не заметил, как вцепился в шею наводчика. Но наводчик отчаянно сопротивлялся. Он ведь дал присягу! Но и Живков дал клятву! И двое верных присяге схватились друг с другом. Неожиданно Живков упал — снова подвела его проклятущая веревка от царвуль. Она опять размоталась, зацепилась за какой-то клин, стянула ноги. «Из-за самой обычной веревки погибну! Почему я не надел новые царвули?»