— Я бы хотела поговорить с Полетт.
— Уверен, возможность скоро представится, ибо желания ваши обоюдны.
В сумрачной каморке Раджу оцепенело слушал новости от Ноб Киссина-бабу: отец его уже не в Макао, но служит в Кантоне; связаться с ним невозможно, поскольку Жемчужная река блокирована; всякая попытка послать ему весточку чревата опасностью навлечь подозрение, однако попробовать можно…
Не утерпев, он перебил гомусту:
— Апни читхи ликечхилен на? Вы же ему писали, верно? Сообщили о моем приезде?
— Да, конечно. Но, видимо, письмо его не застало, он уже покинул Макао. К моему приезду связь с ним была утрачена.
Не слушая объяснений, Раджу напустился на вестника, словно тот был всему причиной:
— Но почему он уехал, почему не дождался?
— Потому что ничего не знал. Вины его в том нет, разве мог он представить, что ты отправишься на его поиски? Знай он об этом, он бы, конечно, дождался. Надо только придумать, как его известить, и тогда он сразу за тобой приедет.
— Но сейчас-то как мне быть? — в отчаянии воскликнул Раджу. — Где жить, у кого?
Слезы в его голосе встревожили гомусту.
— Послушай, завтра я отбываю на «Ибисе», капитаном которого назначен мистер Рейд. Если хочешь, возьмем тебя юнгой.
— Нет! — сверкнул глазами Раджу. — Не нужен мне другой корабль! На «Лани» у меня друзья, зачем нам расставаться? Мало того, что я не встретился с отцом, так вы намерены лишить меня товарищей?
Обвинение, звеневшее в его тоне, не оставило бабу иного выбора, как мысленно воззвать к небесам — Хе гобиндо, хе гопал! Ноб Киссин уже раскаялся, что взвалил на себя этакую обузу, — не разыщи он в Калькутте мальчика и его мать, сейчас жил бы спокойно.
Но решение о том, как уже часто бывало, приняла его духовная наставница мать Тарамони. Давно взирая на Нила с материнской любовью, она повелела, чтоб по возвращении из Китая гомуста непременно отыскал его жену. Ты просто обязан, сказала наставница, известить несчастную женщину, что муж ее жив и когда-нибудь заберет ее вместе с сыном.
Невзирая на имевшиеся сомнения, Ноб Киссин подчинился наказу матери Тарамони, думая, что тем дело и кончится. Ему даже в голову не пришло, сколь серьезную опасность представляет своенравный упрямый мальчишка, который, получив известие, тотчас принялся канючить, требуя, чтобы Ноб Киссин, всего лишь посланник, поспешествовал ему в поисках отца.
Гомуста, конечно, пытался возразить, но ему помешала злосчастная черта его натуры — неизбывный страх перед детьми. Не по зубам коварным сетам и жестоким заминдарам, он не умел сопротивляться просьбе ребенка, и причиной тому было не его мягкосердие, но безотчетный страх перед ужасной силой детской беспомощности. Когда распахнутые ребячьи глаза светились гневом или огорчением, ему казалось, что они обладают способностью к нанесению всяческой порчи. Он был готов на что угодно, лишь бы избежать их проклятия, а Раджу как будто это угадал и воспользовался его слабостью, осадив мольбами, улещеньем и скрытыми угрозами.
И мамаша вовсе не пыталась одернуть парня, но, напротив, примкнула к его горячим просьбам: в Калькутте сына ничего не ждет, он стал непоседлив и неуправляем. Коли останется здесь, он плохо кончит, пусть уж послушается зова сердца и едет на поиски отца.
И вот Ноб Киссин согласился всучить мальчишку Захарию, полагая, что нужно лишь добраться до Макао, а там им озаботится отец.
И нате вам!
— Послушай, Раджу, ведь я предупреждал, что будет трудно, — сказал гомуста. — Но ты был тверд в своем решении ехать, невзирая на любые преграды. Так прояви терпение. Обещаю, я что-нибудь придумаю, только надо подождать.
И вот тут возник тот взгляд, которого он больше всего боялся, — в распахнутых глазах мальчика плескались боль и огорчение.
— А сколько ждать?
Взбаламученный Ноб Киссин вскочил на ноги:
— Не знаю. Я ухожу, пора повидаться с мистером Дафти. Пока меня нет, подумай, что тебе делать.
Гомуста скрылся. Раджу съежился в углу каморки, перед затуманенным взором его вновь возникла картина ареста, два года назад произошедшего в их калькуттском доме. На крыше они с отцом запускали воздушных змеев, когда камердинер сообщил о приходе полицмейстера с вооруженным конвоем. Отец обещал вернуться через десять минут. Даже после того, как его увезли в крытом экипаже, Раджу еще долго ждал на крыше.
Сейчас его вновь охватило то давнее зябкое ощущение пустоты и брошенности, но теперь он был старше и больше не верил обещаниям. Он понял, что нельзя ждать, пока Ноб Киссин или кто другой распорядится его судьбой, до воссоединения с отцом все придется решать самому. От мысли этой легче не стало, ибо он понятия не имел, куда податься и что делать.