Выбрать главу

И тут в переборку, отделявшую от трюма обозников, знакомо постучали, а следом послышался голос Дики:

— Эй, Раджу, ты там, что ли?

— Да.

— А чего так? Ты же куда-то намылился, в Маку или как его там.

— Облом, мля. Дядя уехал.

— И чего будешь делать?

— Не знаю, мля.

Через паузу Дики сказал:

— Слушай, давай к нам в оркестр, а? Нынче я слышал, как тамбурмажор говорил о нехватке флейтистов.

Уже смеркалось, когда офицеры вернулись с линкора. Взбираясь по забортному трапу, субалтерны возбужденно переговаривались, слышался голос живчика-корнета:

— Надо же, какое невезенье! А я уж размечтался, как укокошу своего первого косоглазого…

Капитан Ми замыкал подъем, но говорил всех громче:

— Уж будьте покойны, эти сволочные ирландцы не преминут похвастать своими приключениями на севере…

Кесри предположил, что бенгальских волонтеров не отправляют на боевую позицию. Это радовало, ибо после недавних передряг подразделение было не готово еще к одному морскому переходу, не говоря уже о боях. Появилась надежда, что вскоре они высадятся на берег и встанут лагерем на твердой земле.

Позже капитан Ми вызвал его к себе, и он убедился в верности своей догадки. Завтра основные силы эскадры уйдут на север и займут позицию возле острова Чусан. Вторая рота остается на «Лани», которая встанет неподалеку от Гонконга. Вместе с отрядом английских моряков они обеспечат охрану торговой флотилии и британских подданных в этом районе.

— Жаль, что мы пропустим боевые действия, — сказал капитан. — Но командование считает, нам нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.

— Лишек времени не помешает, каптан-саиб, — тихо проговорил Кесри.

— Почему это? — Ми бросил недоуменный взгляд. — Что у тебя на уме?

Самое большое беспокойство вызывали потери среди обозников — некомплект оружейников не позволял полноценно использовать мортиры и гаубицы.

— Мы лишились многих из артиллерийской прислуги, каптан-саиб. Требуется пополнение.

— Не представляю, что с этим можно поделать. Где тут найдешь пушкарей?

— Может, наберем из матросов, сэр?

— Что ж, на худой конец… Дай знать, если приглядишь годных.

— Слушаюсь, сэр. Не знаете, когда высадка на берег?

Ответ капитана огорчил:

— Пока остаемся на корабле, хавильдар. Решение примет капитан Смит с «Ветреного», он отвечает за весь южный участок.

Развернув карту, Ми объяснил дислокацию. Дельта Жемчужной реки напоминала перевернутую воронку, узкий конец которой смотрел на север. Остров Гонконг и рог Макао были на противоположных краях ее горловины. Сейчас «Лань» стояла ближе к Макао, но вскоре переберется в гонконгскую бухту, где расположилась большая часть английской торговой флотилии.

Капитанский палец, минуя скопление островов, неторопливо двигался к месту, где раструб воронки переходил в ее ножку.

— Вот пролив Бокка-Тигрис, его еще называют «полосатиком».

Кесри слышал о нем от ласкаров, которые называли этот рукав «шер-ка-му», «тигриная пасть».

— Тут хорошо укрепленный форт, — сказал Ми. — Случись боевое столкновение, оно произойдет именно здесь.

Могила Бахрама была на краю долины в форме чаши, окруженной крутыми холмами. В гонконгской деревне Шэн Вань, куда добрались лодкой, они наняли лошадей и проводника, сказавшего, что место это называется Ван Най Чеон, Долиной Счастья. Прибрежная тропа привела их к восточному краю бухты, где, взяв левее, они поднялись на холм.

Внизу расстилались рисовые поля, орошаемые бамбуковыми акведуками. На одной стороне долины высился иссеченный ветрами гранитный утес, увенчанный огромным продолговатым валуном, перед которым лежала кучка красных бумажных флажков и благовонных палочек. Проводник поведал, что к этому Греховодному Камню приходят женщины, мечтающие забеременеть.

Могила Бахрама на другом краю долины представляла собой скромное каменное надгробие без всяких украшений, но с одним лишь именем «Бахрам-джи Навроз-джи Моди».

— Мы ограничились этой надписью, поскольку не знали пожеланий семьи, — смущенно сказал Задиг.

— Так хорошо, — кивнула Ширин. — Когда представится возможность, добавим строки из Авесты.

Она тихонько прочла молитву Срош-Бадж, а Фредди возложил на могилу цветы и фрукты. За весь день он не проронил ни слова и заговорил только на обратном пути в деревню: