Отыскивая Мизерикордию, сипаи блуждали по извилистым городским улочкам, однако всегда находился тот, у кого они могли спросить дорогу на английском или хиндустани, — повсюду были гоанцы: лавочники, патрульные, сторожа. Взвод гоанских сипаев даже пригласил осмотреть их казарму и одарил фруктами.
Мизерикордия занимала серое мрачное здание, полное людей, не обративших никакого внимания на группу приезжих. К счастью, Кесри углядел Розу, помнившую его по «Лани», и та провела унтер-офицеров в торец здания, где в тесной темной палате лежали больные сипаи.
Они-то и рассказали, что захват острова Чусан прошел, как предполагал Кесри, относительно легко, но вот потом началось черт-те что. Разразились эпидемии горячки и других недугов, уйма солдат пала жертвой неудержимого дизентерийного поноса. В полевом лазарете санитары, пробираясь меж вплотную постеленных циновок, то и дело наступали на какого-нибудь недужного при смерти.
Всему виной, сказали хворые сипаи, безграмотность высшего командования. Место под лагерь было выбрано без учета тамошнего рельефа, изобилующего заболоченными низинами, из-за чего солдаты дышали ядовитыми испарениями и мокли в палатках, в прилив заливаемых водой. Один взвод хотел обустроиться на холме, но там его вдруг накрыло жуткой вонью. Солдаты принялись копать, надеясь отыскать причину неистребимого смрада, и, углубившись всего на штык, наткнулись на черепа и гниющие кости — холм оказался могильным курганом. Командиры сочли его источником заразы и приказали взорвать. В результате образовалась воронка с кусками гробов и раздробленными скелетами.
На острове, поведали сипаи, острая нехватка пресной воды, и оттого утолять жажду порой приходилось из канав, орошающих рисовые поля. Запасенный в Калькутте провиант был скуден и скверен, на нем оставили мету жучки и плесень — кто-то, ясное дело, хорошо наварил, сбыв просроченные продукты. Дабы избежать голода, интендантам пришлось закупать провизию по бешеным ценам на торговых судах, сопровождающих экспедиционный корпус.
Все это время стояла жара, которую даже индусы переносили с трудом, а уж о белых нечего и говорить. И в довершение всех бед — дикая враждебность местного населения. Китайские власти объявили награду за чужеземных солдат, и те не знали ни минуты покоя, опасаясь, что их убьют или похитят. Потерявшие бдительность заплатили высокую цену, и среди них капитан-артиллерист мадрасского полка; шайка умыкнула его на материк, в потасовке убив капитанского денщика-индуса.
Отправляя войска на Чусан, британское командование заверяло, что островитяне люто ненавидят маньчжуров и радостно встретят своих освободителей. Но это оказалось большим заблуждением.
Наслушавшись солдатских рассказов, Кесри понял, как повезло его роте, оставшейся на южном участке. Да, жизнь на Ша Чау была не сахар, но кормили их сносно, часто пользуясь услугами маркитантских лодок. Да, и они не избегли хворей, но полевой лазарет не был забит битком. Что и говорить, им улыбнулась удача.
В конце октября из Индии прибыли последние батальоны 37-го мадрасского полка. Их тоже разместили на Ша Чау, и солдаты поведали об ужасах своего морского путешествия. Стремясь сэкономить, военное министерство Мадрасского президентства наняло для перевозки войск старые дырявые корыта. Эти суда не выдержали бы и легкого шторма, но, как нарочно, в Южно-Китайском море угодили в страшный тайфун, изломавший и разбросавший все четыре корабля конвоя. Один провел несколько дней в осаде пиратов, и кто знает, что с ним стало бы, не приди ему на выручку английский пароход. Другой сгинул бесследно. Это была «Голконда» — штабной корабль, везший полковые документы, три сотни сипаев и командный состав подразделения. Ожидалось худшее.
Через пару дней капитан Ми принес известие: «Голконда» перевернулась, все, кто был на борту, погибли. Корабль и впрямь не годился для морского плавания и не мог использоваться как транспортное судно. Все прекрасно понимают, что на этом фрахте руки нагрели многие, в том числе военные и даже, вероятно, офицеры, ставшие пассажирами «Голконды». Скорее всего, предстоит официальное расследование.
— Всему виной алчные шпаки, — сквозь зубы процедил капитан. — Вот уж кого я ненавижу, так это купцов, наживающихся на солдатских душах. Эти сволочи еще хуже гробокопателей!