На борту Нила ждало еще немало сюрпризов — география помещений осталась европейской, но использовались они совершенно иначе. Китайский командный состав предпочел расположиться на полубаке, который на западных судах всегда отводился команде, а ласкары обитали в кормовой надстройке, неизменной прерогативе офицеров на английских кораблях.
Управление «Кембриджем» тоже отличалось от западного образца. Капитана как такового не было, но имелся лао-да — скорее этакий администратор, нежели командир. Матросов это вполне устраивало, ибо давало им возможность самостоятельно принимать согласованные решения по тем или иным оперативным вопросам, благодаря чему обстановка на корабле была более раскованной.
Состав команды отмечала большая разномастность: кроме ласкаров-индусов, в нее входили матросы с Явы, Суматры, Молуккских островов, Филиппин и, конечно, из Гуандуна; в общем-то все они прекрасно ладили, и потому на борту царил дух товарищества.
Вместе с тем «Кембридж» излучал некую загадочность, точно корабль-призрак, — его всегда окружали сторожевые лодки, а команда сходила на берег только под конвоем, который то ли охранял, то ли предотвращал побег. Джоду был не единственный, кто как бы в шутку называл «Кембридж» плавучей тюрьмой.
Больше всего Нил страдал от отсутствия новостей — на борту никто не знал, что происходит вокруг, словно корабль уже ушел в плавание.
К счастью, безальтернативным связником стал Комптон, доставлявший на «Кембридж» приказы властей. Визитов сего источника информации все ждали с большим нетерпением, а уж Нил-то особенно.
После года совместной работы он чутко улавливал настроения друга и вскоре заметил, что Комптон, утратив свою обычную бодрость, с каждым разом выглядит все более удрученным. Кроме доставки сообщений, иной работы почти не осталось, жаловался печатник. Новый генерал-губернатор Цишань привез своего толмача, да беда в том, что этот Пен Бао никакой не переводчик, его знание английского ограничено пиджином, которого он нахватался, служа у печально известного торговца опием Ланселота Дента. Новый толмач — хоу-гау, подлец, который «врет даже в молитве». Однако он как-то сумел снискать расположение генерал-губернатора, а прежних советников и толмачей комиссара Линя погнали вон. Бюро переводов распустили, Чжун Лоу-сы больше не подпускают к серьезным делам.
В начале ноября печатник буквально ошарашил Нила, сообщив ему, что намерен покинуть Гуанчжоу и вместе с семьей перебраться в свою родную деревню неподалеку от Чуенпи.
Зная, что Комптон и его родные очень любят Гуанчжоу, Нил оторопел.
— Но почему? Что-то случилось?
Печатник помрачнел.
— Ситуация в городе быстро меняется. В ходу ярлыки «предатель», «шпион», и потому у всякого, кто был связан с иноземцами, есть повод для опасений. Город превратился в крокодилий садок. Поди знай, что может произойти. Ради блага семьи я решил уехать.
Команда «Кембриджа» знала, что напряжение в городе возрастает, однако это не остановило ласкаров-мусульман от ежемесячного посещения мечети Хуайшэн. Правда, проявив благоразумие, они больше не пользовались паромной переправой, но вместе с вооруженным конвоем добирались до Гуанчжоу в нанятых лодках. Обычно ласкары отбывали в четверг вечером, ночь проводили в мечети и на другой день после полуденной молитвы возвращались на «Кембридж».
Возможность вырваться из корабельного заточения выпадала нечасто, и потому Нил присоединялся к ласкарам в их ежемесячных вылазках. Джоду с друзьями шел в мечеть, а он, переправившись на другой берег реки, добирался до монастыря Океанский Стяг, где всегда мог рассчитывать на теплый прием Таранатх-джи. Бывало, там он встречал и Комптона.
Однажды в разгар зимы их троица завела долгую беседу. Из верных источников Комптон узнал, что генерал-губернатор Цишань не желает нового вооруженного столкновения с англичанами; будь его воля, он бы удовлетворил их требования. Но император категорически запретил всякие уступки. Приказ Пекина остался неизменным: любой ценой изгнать «несносных чужаков» из Китая.