Теперь думать о чем-либо еще, кроме перезарядки пушки, было некогда. Окунув банник в ведро с морской водой, Нил сунул его в дуло, гася тлеющие остатки прежнего заряда. Затем ласкар Чхоту Миан, «пороховая мартышка», вложил новый зарядный картуз и забил его пыжом. Банник утрамбовал все это вплоть до пороховой камеры, после чего заряжающий втолкнул ядро в ствол, потом вновь трамбовка и еще один пыж.
На сей раз Джоду целился долго и тщательно. Он скинул рубаху, обнажив мускулистый, блестящий от пота загорелый торс, и с помощью лома сноровисто начал придавать стволу нужный наклон, то и дело слегка его подправляя.
— Куда ты целишься? — спросил Нил.
— В машину, куда ж еще? — буркнул Джоду.
Прошептав молитву, он поджег запал и отскочил в сторону.
В следующее мгновенье «Немезиду» качнуло, и в том месте палубы, под которым предполагалось машинное отделение, появилась зазубренная пробоина.
— Есть! — заорал Джоду. — Легечхе, попали!
Изумленные пушкари возликовали, боясь поверить в свою удачу, однако через минуту огромные лопасти пароходных колес завращались, извещая, что судно лишь повреждено и вполне способно передвигаться.
Но само отступление «Немезиды» уже было немалым делом. Опьяненные успехом, пушкари «Кембриджа» взяли передышку, наслаждаясь моментом.
Но радость их была недолгой.
«Немезида» еще не скрылась из виду, когда вдали возникли мачты быстро приближавшихся боевых кораблей. Под плотным огнем с форта и «Кембриджа» английский отряд, возглавляемый пароходом «Мадагаскар», рассредоточился.
Не открывая огонь, корабли заняли боевые позиции. Пара судов, пароход и корвет, подошли вплотную к бревенчатому настилу и развернулись бортами к «Кембриджу». Захлопали деревянные створки бойниц, и Нил вдруг понял, что на него уставились дюжины пушечных жерл. А потом под ним дрогнула палуба от одновременных бортовых залпов двух кораблей.
— Пригнись! — перекрывая грохот, рявкнул Джоду. — Они бьют картечью!
Переждав свист пуль, Нил поднял голову: парусиновый навес был разодран в клочья, кусок его, размером не больше носового платка, валявшийся на палубе, походил на сито.
Пригибаясь, пушкари подкатили пушку к фальшборту, но подготовить к стрельбе не успели, ибо Чхоту Миан с зарядным картузом в руках опрокинулся навзничь, сраженный картечью, — на издырявленной рубахе его расплывались кровавые пятна.
— Шевелись! — гаркнул Джоду. — Заряжай!
Схватив зарядный картуз, Нил затолкал его в дуло, следом заряжающий впихнул ядро. Джоду велел приготовить новый заряд, и Нил, сообразив, что теперь он заменяет убитую пороховую мартышку, кинулся к трапу на главную палубу, укутанную в дымный саван, и там едва не упал, оскользнувшись на поносной луже, натекшей из смертельно раненого матроса. Повсюду лежали окровавленные тела изрешеченных картечью, других убила срубленная ядром тяжелая рея. Густой дым сделал невидимым квартердек, до которого было всего-то тридцать футов.
Оружейника, ведавшего зарядами, чиркнула картечная пуля, он сидел на корточках, отирая струившуюся по лицу кровь, за спиной его высилась груда картузов. Схватив один, Нил бегом вернулся на бак и вновь зарядил свою восьмифунтовую пушку, единственную уцелевшую из всех орудий «Кембриджа».
Пушка еще не закончила откат после выстрела, когда английское ядро, разнесшее фальшборт, перебило ее брюк-стропы, и сквозь пролом она кувыркнулась в воду. Услышав пронзительный вой, Нил поднял взгляд к ясному небу и застыл, увидев ракету, которая по дуге летела, казалось, прямо в него.
Наверное, он бы так и стоял, если б не крепкий тумак Джоду:
— Лафао, прыгай!
На Гонконге Ширин вместе с Фредди прогуливалась по берегу, когда на горизонте возник дым боя у Первого порога, по спирали поднимавшийся к небу.
Первым его заметил Фредди.
— Похоже, там идет сражение, ла. Только очень далеко, даже не слышно грохота. Может, рядом с Вампоа.
Дым выглядел просто кляксой на голубом небе, но Ширин не сомневалась, что источник его происхождения определен верно.
— Ты думаешь, потом англичане атакуют Кантон? — спросила.
— Теперь уж всенепременно, ла.
Тем утром на «Море» разгорелась дискуссия. Многие купцы считали, что наступление на Кантон уж в который раз отложат — мол, Полномочный горшок опять даст слабину, но даже если он совладает с собой, мандарины все равно исхитрятся его одурачить.
Тихий день только укрепил их убежденность. В памяти еще было свежо возбуждение от вчерашнего боя в Тигриной пасти, спозаранку заставившее всех выскочить из коек, и контраст между давешним грохотом и нынешним безмолвием воспринимался дурным знаком.