— Здравствуйте, господин Карабедьян.
— Доброго утра, биби-джи.
Барабанивший по крыше дождь был очень кстати — мешал подслушать их разговор.
— Говорите, Задиг-бей, времени мало, — все так же шепотом сказала Ширин. — На улице меня ждет коляска. Если нас с вами застанут, разразится скандал. Зачем вы хотели меня видеть?
— Да-да… сейчас… — как-то неуверенно откликнулся Задиг, но потом и вовсе смолк. Пришлось снова его подтолкнуть:
— Ну? В чем дело?
— Простите, биби-джи, — промямлил он. — Трудно говорить об очень личном, особенно когда…
— Что?
— Когда не знаешь, с кем говоришь.
— То есть? — удивилась Ширин. — Я вас не понимаю.
— Я видел ваш портрет в кантонской квартире Бахрам-бхая, но вряд ли узнал бы вас, если б встретил на улице. Есть вещи, о которых нелегко говорить с тем, кому никогда не смотрел в глаза.
Ширин почувствовала, как кровь бросилась в лицо. Завозившись с накидкой, она живо вспомнила иное время, когда открыла свое лицо незнакомцу. Это было в день ее свадьбы: она сидела во главе стола и была охвачена таким смущением, что не могла поднять головы, как будто придавленной безмерным грузом. Как ни старалась, не было сил взглянуть на мужчину, с которым предстояло провести всю жизнь. В конце концов за дело взялась мать и запрокинула ей голову. Много лет спустя то же самое Ширин проделала со своими дочерьми. И сейчас она вновь ощутила себя девушкой, впервые открывающей лицо перед мужчиной.
В этом чувстве было что-то непристойное, и она поспешила его изгнать. Ширин подняла накидку и увидела, как удивленно округлились глаза Задига. Потом она отвернулась, а собеседник ее изумленно воскликнул:
— Йа салам!
— В чем дело, Задиг-бей?
— Простите, пожалуйста, я не ожидал…
— Чего?
— Что вы так молодо выглядите…
Ширин напряглась.
— И что?
Задиг кашлянул в кулак.
— Портрет, что я видел у Бахрам-бхая, не передает вашей красоты.
Ширин взглянула испуганно и опустила накидку.
— Не надо, Задиг-бей.
— Виноват. Мааф киджие, прошу прощенья.
— Ничего. Однако поспешите объяснить, почему вы просили о встрече с глазу на глаз.
— Да-да, конечно. — Словно в нерешительности, Задиг сложил руки на коленях и откашлялся. — Не знаю, правильно ли я поступаю… такое поведать нелегко…
— Не тяните!
— Помните, давеча вы сказали, что Бахрам-бхай не оставил сына, который занял бы его место?
— Да, помню.
— Я подумал, вам следует кое-что узнать, и потому попросил о встрече.
— Говорите.
Задиг звучно сглотнул, от чего скакнул кадык на его тощей морщинистой шее.
— Видите ли, биби-джи, дело в том, у Бахрам-бхая есть сын.
Слова эти не вызвали отклика — Ширин подумала, что ослышалась из-за громко барабанившего дождя.
— Простите, я не разобрала, что вы сказали.
Задиг поерзал на скамье.
— Это правда, биби-джи. Бахрам-бхай породил мальчика.
Ширин помотала головой и, путаясь в словах, затараторила:
— Да нет, вы не в курсе… это просто невозможно, уж поверьте… мы были у лекаря, который в том разбирается… он прославленный знахарь… и сказал, что только после длительного лечения муж сможет зачать сына… — Она осеклась и смолкла.
— Простите, биби-джи, но я бы промолчал, если бы не знал наверняка, — очень мягко сказал Задиг. — Сын Бахрам-бхая уже юноша. За эти годы он многое пережил. И это одна из причин, почему я решил вас известить.
— Это неправда! Этого не может быть!
Ширин просунула руки под накидку и зажала уши. Казалось, осквернен не только ее слух, но вся она замарана своим согласием встретиться с человеком, который, не колеблясь, произносит непристойности в Господнем доме. Ширин испугалась, что от соседства с ним ее стошнит. Она с трудом поднялась и, совладав с голосом, проговорила:
— Я сожалею о нашей встрече. Вы лжец, грязный, позорный лжец. Вам должно быть стыдно за вашу клевету на того, кто считал вас другом.
Задиг ничего не ответил — понурившись, он замер на скамье. Ширин шагнула к проходу, и тогда ее нагнал его шепот:
— Не верите мне, спросите Вико. Он все знает. И расскажет вам.
— Нам больше не о чем говорить, — отрезала Ширин. Она вдруг подумала, что этот человек может увязаться за ней, их увидят грумы, и тогда родным станет известно о тайной встрече. — Если в вас осталась хоть капля чести, вы не тронетесь с места, пока я не уеду.
— Хорошо, биби-джи.
Ширин облегченно вздохнула и центральным нефом поспешила к выходу.