— Говорите, биби-джи.
— До меня дошли слухи… о моем муже…
— Какие? — В голосе и взгляде Вико возникла настороженность.
— Говорят, будто на стороне он прижил ребенка, сына. — Ширин пристально посмотрела на управляющего, который, уставившись в пол, мял в руках шляпу. — Но ведь это неправда?
— Конечно, биби-джи, — тотчас ответил Вико. — В том нет ни капли правды.
Говорил он твердо, однако в глаза не смотрел, словно что-то скрывая. Ширин поняла: если сейчас промешкать, истину не узнаешь никогда. Она отринула все сомнения.
— Скажи все как есть, Вико. Я должна знать.
Управляющий не отрывал взгляд от пола, и тогда Ширин встала и подошла к нему.
— Я знаю, ты человек верующий, добрый католик. Прошу тебя присягнуть на распятье, которое ты носишь. Поклянись на кресте, что у моего мужа нет незаконнорожденного сына.
Вико испустил глубокий вздох и попытался что-то сказать, рука его потянулась к висевшему на шее распятью, но потом безвольно упала.
— Не требуйте присяги, биби-джи, — наконец проговорил он. — Я хотел бы избавить вас от излишнего горя, но клятвы дать не могу.
В груди Ширин словно что-то лопнуло. Не вполне сознавая, что делает, она шагнула к стене и сбросила портрет Бахрама на пол.
На шум разбитого стекла сбежались слуги.
— Что с вами, биби-джи, что произошло?
Ответить не было сил, но, к счастью, Вико привычно взял дело в свои руки.
— Случайность, — сказал он небрежно. — У хозяйки закружилась голова. Принесите нюхательную соль, через минуту все будет в порядке.
Ширин легла на кушетку, что придало ситуации достоверность. Потом, раз-другой нюхнув из флакона, она села. Когда подмели осколки, Ширин велела слугам выйти и закрыть дверь.
— Со мной все хорошо, Вико. Теперь скажи, кто мать ребенка.
— Женщина из Кантона, ее звали Чимей.
— Она таваиф, куртизанка? Или уличная девка?
— Нет, биби-джи, вовсе нет. Обычная женщина, лодочница, можно назвать ее прачкой — она обстирывала иноземцев. Сет-джи с ней так и познакомился.
— Сколько лет мальчику? Как его зовут?
— Он уже юноша, ему за двадцать. Сет-джи называл его Фредди, это уменьшительное от Фрам-джи. Еще есть китайское имя и прозвище А-Фатт.
— Где он сейчас? Как он рос? Говори, раз уж я о нем знаю, я хочу знать все.
— Он вырос в Кантоне, его воспитала мать. Сет-джи всегда был щедр к ним, он купил Чимей большую лодку, которую та превратила в харчевню. Дела, кажется, шли хорошо. Несколько лет назад Чимей умерла.
— А Фредди тоже работал в харчевне?
— Да, мальчиком он помогал матери. Но сет-джи хотел дать ему хорошее образование — нанял учителей, велел освоить английский. Однако парню было тяжко. В Кантоне даже обычные лодочники считаются низшей кастой, а он был ни то ни сё.
Ширин уже не сиделось, она подошла к окну и посмотрела на море.
— Вико, у меня к тебе просьба.
— Слушаю, биби-джи.
— Я хочу повидаться с господином Карабедьяном. О нашей встрече не должен знать никто, даже мои дочери. Сможешь это устроить?
— Конечно, биби-джи.
— Каким образом?
Вико задумался лишь на секунду.
— Давайте вот как поступим, биби-джи: вы скажете родным, что моя жена пригласила вас в гости, и мы доставим вас в деревню на частной лодке. Я думаю, никто не станет возражать?
— Нет.
— Остальное предоставьте мне.
20 октября 1839
Хонам
Остров Хонам тих и спокоен, однако и он не без сюрпризов. Здесь обосновался один из самых больших в провинции буддистских монастырей под названием Хайчжуан, Океанский Стяг. Помнится, Вико говорил, в нем обитают тибетские монахи.
Перебравшись на остров, я стал наведываться в этот монастырь, похожий на огромные соты. Среди монументальных статуй, старых деревьев и золоченых усыпальниц можно бродить целыми днями.
Иногда я встречаю тибетских монахов. Признав во мне «ачха», они улыбаются и кивают. Я бы хотел поговорить с ними, но у нас нет общего языка, на кантонском диалекте они знают лишь несколько слов.
Но вот однажды я, прогуливаясь по монастырским дворам, познакомился со старым ламой, у которого изборожденное глубокими морщинами лицо походило на пересохшее речное русло, а седые волоски, торчавшие из всех этих впадин и складок, напоминали цепкие растения. Старик, сидевший в тени баньяна, поманил меня к себе. Когда я подошел, он улыбнулся, показав пеньки зубов, а потом сложил ладони у груди и поздоровался: