По дороге к пристани опасения Ширин достигли такой степени, что она сломала и без того уже изгрызенный ноготь. Но все ее тревоги оказались напрасны: Вико, само благоразумие, прекрасно знал, что делать, и предусмотрел всякие случайности.
Судно, двухмачтовое батело с командой из шести матросов и зашторенным павильоном в центре палубы, не вызвало никаких нареканий. Задиг-бея не было, зато пассажирку встретила благовоспитанная дуэнья по имени Роза, одежда и манеры которой выдавали в ней монахиню: строгое черное платье с длинным рукавом и воротничком под горло, из украшений только золотой крест.
Она оказалась кузиной Вико — дочерью его тетушки. Год назад муж Розы, гоанец, умер, оставив ее тридцатилетней вдовой.
Вдовство мгновенно сроднило двух женщин. Они взялись за руки, и Роза поведала о своем детстве в Гоа, о том, как вышла замуж за оружейного мастера и перебралась с ним в Макао, где он возьми и умри. Одинокая, бездетная, она вернулась в Индию, чтобы передать кое-какие вещи покойного его родне.
Задиг-бей появился лишь после того, как судно, подняв паруса, вышло в гавань, и сделал это деликатно: Вико о нем предуведомил, дав Ширин достаточно времени, чтобы краем сари прикрыть лицо.
Потом вчетвером пили чай с лепешками кхакра. Задиг рассказывал о ремесле часовщика, атмосфера за столом потеплела, и Ширин уже казалось глупым сидеть под накидкой, тем более что Роза, гораздо моложе ее, и не думала прятать лицо. Позволив краю сари соскользнуть с головы, Ширин о нем больше не вспоминала.
Когда она совсем освоилась, Вико и Роза нашли предлог, чтобы оставить ее наедине с Задигом. Тот, слава богу, продолжил рассказ о хронометрах, неловкого молчания не возникло. Трогательная тактичность собеседника придала сил, и Ширин смогла выговорить заготовленные слова:
— Я должна просить прощенья, Задиг-бей.
— За что?
— За сказанное мною в церкви. Я очень и очень сожалею, что не поверила вам.
— Пустяки, биби-джи. Сказать по правде, ваша преданность мужу меня покорила.
— Хоть он того не заслуживает?
— Поверьте, он очень любил вас и дочерей. Все, что он делал, было ради вас.
Глаза Ширин увлажнились, но она не хотела тратить время на слезы.
— Пожалуйста, расскажите о сыне Бахрама. Какой он?
— Ну что вам сказать… Жизнь Фредди была нелегкой. Бахрам делал для него все, что в его силах, однако не смог исполнить его главное желание.
— Какое?
Задиг улыбнулся.
— Увидеть вас, биби-джи. Фредди хотел с вами познакомиться, войти в вашу семью. Понимаете, он рос в кантонском плавучем городе, но не был безоговорочно своим даже для «лодочного народа», который у китайцев считается этаким изгоем. Фредди знал, что богатый отец его женат на женщине из видной семьи, и страстно желал хоть крохи признания. Он упрашивал отца отвезти его в Бомбей, но Бахрам-бхай понимал, что ни ваша семья, ни община парсов не примут ублюдка и все станет только хуже.
У Ширин перехватило горло, она откашлялась.
— Возразить нечем, Задиг-бей, муж, наверное, был прав. Возник бы страшный скандал, братья мои и на порог не пустили бы парня. Скорее всего, и я бы отказалась свидеться с ним. Однако со смертью Бахрама все переменилось. Теперь, когда я знаю о существовании этого юноши, я не успокоюсь, покуда его не увижу. Как по-вашему, он все еще желает встречи со мной?
Задиг решительно кивнул:
— Конечно, биби-джи. Фредди осиротел, он брошен на произвол судьбы. В целом свете у него никого, кроме сводной сестры. Сейчас он еще больше нуждается в вас.
— Но как нам все это устроить?
Часовщик задумчиво сложил пальцы домиком.
— Я проведал, что нынче он в Сингапуре. Если б вы, биби-джи, поехали в Китай, у вас была бы остановка на этом острове. А там свидеться нетрудно.
— Думаете, вы сумеете его разыскать?
— Сумею, биби-джи, наверняка. Если решите пуститься в путь, вы его точно увидите. Все зависит от вас.
Готовясь к ночному свиданию с миссис Бернэм, Захарий не единожды обошел вокруг имения, рассматривая угодья и прикидывая свой маршрут. Деревья, росшие между речным берегом и особняком, служили хорошим прикрытием. Единственным осложнением могла стать гравийная дорожка, огибавшая дом, по ней предстояло ступать осторожно, чтоб не выдать себя хрустом камешков.
Однако все расчеты перечеркнула погода — незадолго до означенного часа на город обрушилась гроза.