И я бы, наверное, возражал, если б «чужеземца» — на санскрите явана, на бенгали джобан — переводили «варваром». Пожалуй, Комптон прав в том, что англичане умышленно используют это слово, ибо нас-то и считают варварами. Они хотят войны, ищут для нее повод, им сгодится даже лексема.
Однако бой в Хумэни имел кое-какие хорошие последствия, в том числе и для Комптона. К примеру, комиссар Линь стал обращать больше внимания на перевод текстов и сбор информации. В итоге положение Чжун Лоу-сы в официальных кругах значительно укрепилось. Комптон этим очень гордится, ибо его наставнику наконец-то воздали должное.
По словам Комптона, мандарины всегда считали изучение заморского бытия делом неважным и даже малопочтенным. Чжун Лоу-сы не брезгует общаться с моряками, судовладельцами, купцами, переселенцами и прочими, но многие его коллеги находят это неподобающим, ибо в глазах китайского чиновничества данный класс неблагонадежен.
Вот потому-то долгое время трудами старца пренебрегали. Он смог продолжить свою работу, когда слух о ней достиг ушей бывшего губернатора провинции Гуандун, желавшего больше знать о чужеземных торговцах и их странах. Благодаря ему Чжун Лоу-сы получил должность в престижном учебном заведении, и вот так Комптон оказался на его орбите.
Семья печатника не одаривала мир учеными и государственными деятелями; сын компрадора, Комптон вырос на Жемчужной реке в тесном соседстве с иноземными моряками и дельцами, которые обучили его английскому языку, поведали о заморских странах и наградили английским именем.
И он не один такой — на берегах Жемчужной сотни тысяч людей, которые зарабатывают на жизнь торговлей, близко общаясь с иноземцами. У многих есть осевшие на чужбине родственники, и потому они в курсе того, что происходит в иных странах. Однако познания их редко пробиваются к ученым и чиновникам у кормила власти. Кроме того, простые китайцы отнюдь не горят желанием попасть на заметку мандаринам — какое им дело, что те думают об устройстве мира? Веками народ живет по пословице «До Бога высоко, до царя далеко». Что ж, верно: не буди лихо, пока оно тихо.
Я полагаю, точно так же было в Бенгалии и Индостане во времена европейского нашествия и даже раньше. Великие мудрецы и государственные мужи мало интересовались внешним миром, а потом в один прекрасный день он взял и поглотил их.
После унижения, пережитого на приеме у Дафти, Захария утешало только одно — воспоминание о прощальном взгляде, брошенном миссис Бернэм. Если б не тот мимолетный взгляд, он бы уже поверил, что волшебная ночь в будуаре была лишь плодом его воображения, а сам он и впрямь «никто, просто молотчик».
Именно это воспоминание породило тревогу, когда через пару дней возле баджры появился слуга с подносом бледно-желтых сластей.
Что за дела?
Вопрос-другой разъяснил, что это угощение в честь большого праздника, ради которого Берра-биби объявила челяди непредвиденный выходной.
Отказаться было, конечно, нельзя, и Захарий отнес угощение в каюту. Пристроив поднос на стол, он разглядывал сласти, укрытые серебристой фольгой.
Что означает сей дар? В нем зашифровано какое-то послание? Слуга не сказал прямо, что угощение от хозяйки, однако все в доме происходило только с ее ведома.
Захарий лег на кровать и закрыл глаза, чтобы не смотреть на особняк и ни в коем разе не позволить воображению проникнуть в будуар. Хватит с него немыслимых мук последних недель, новых картин уже не вынести.
Он лежал навзничь, стараясь не прислушиваться к голосам слуг, шумно покидавших имение.
Скоро оно совсем опустеет…
Захарий постарался изгнать эту мысль, но потерпел неудачу и тогда решил, что лучше ему отправиться в город. Сунув в карман последние медяки, он зашагал к киддерпорским докам, где в излюбленном матросами притоне заказал порцию карибата и стакан разбавленного грога. Желая убить время, он вступал в разговоры с незнакомцами и выставлял им скверную выпивку, покуда карман его не оскудел. Захарий так и сидел бы до утра, но вот незадача — по случаю праздника питейная закрылась раньше, и еще до полуночи он вернулся к баджре.
Особняк был темен, все слуги разошлись, и только пара сторожей дремала у ворот. Захарий уже ступил на сходни, когда вдруг заметил огонек, мелькнувший в отдалении. Он присмотрелся, но больше его не увидел. Внезапно возникла мысль, что в дом пробрался злоумышленник. Необходимо проверить. Ноги сами понесли его к особняку, и он дал себе слово, что только наскоро осмотрится, удостоверившись, что все благополучно.