К счастью, мучения его были недолги: через пару дней пришло послание, скрытое в очередном увесистом томе.
Когда Захарий возник в дверях уборной, его встретили с пылкостью, говорившей о намерении вымолить прощение.
— Ах, дорогой мой мистер Рейд! — Миссис Бернэм заключила его в объятья. — Как же я тебе рада! Я боялась, ты больше не придешь.
— Почему это?
— Потому что в нашу последнюю встречу я, кажется, неудачно выразилась. Я всегда была ужасной балаболкой. Язык мой — враг мой, прежде ума рыщет, беды ищет, он, по выражению мистера Дафти, что твой кливер, и я молю о снисхождении. Я прощена? Скажи, прощена?
Захарий улыбнулся:
— Да, моя дорогая биби.
— Благодарю! — Миссис Бернэм прижалась животом к его бедрам. — О, я чувствую, отважный солдатик тоже меня простил, и он, я уверена, свершит великие подвиги, узнав, какой подарочек я ему приготовила.
Она раздела Захария и подвела к кровати, простеленной полотенцами. Захарий лег навзничь, устроив голову на пирамиде подушек, а миссис Бернэм взяла с прикроватной тумбочки небольшую миску и поставила ему на грудь.
— Теперь не шевелись, а то все расплещешь.
В миске, наполовину заполненной благовонным маслом янтарного цвета, лежало нечто, похожее на детский носочек, только не матерчатый, а прозрачный; с открытого конца «носочек» был повязан красной шелковой лентой, изящно свисавшей с края миски и не касавшейся масла.
Ухватив ленту, миссис Бернэм выудила «носочек» из миски, поднесла к Захарию, и стекавшее струйкой масло стало собираться в лужицы на его животе.
— Знаешь, что это, мистер Рейд?
— Неужто гандон? — вытаращился Захарий и получил шутливый тычок в ухо.
— Фу, как грубо! Назовем это чехольчиком, который избавит впредь нашего отважного бойца от постыдной необходимости транжирить драгоценное добро. — Миссис Бернэм склонилась для затяжного поцелуя. — Я знаю, как порой тебе было трудно, мой милый, воздержаться от надлежащего излияния. Твоя жертва давила меня тяжким бременем, и я безмерно рада, что отныне тебе не придется ее приносить.
Захарий был растроган такой нежностью и заботой.
— Ты очень внимательна. Трудно было раздобыть чехольчик?
— Невероятно трудно, да еще требовалась крайняя осторожность. Скажу только, что повитуха-армянка, обитающая на Фри-Скул-стрит, стала гораздо богаче.
— Подарок, выходит, дорогой?
— В Англии чехольчики стоят всего шиллинг за штуку, а здесь вдвое дороже — целую рупию. Я закупила несколько дюжин, так что нам пока хватит. Ты когда-нибудь ими пользовался?
Захарий помотал головой:
— Простым молотчикам такая роскошь не по карману. Я, конечно, слышал о чехольчике, но вижу его впервые.
— И у меня никакого опыта в этой области, но я постараюсь надеть его правильно, а ты мне поможешь, приказав бойцу встать по стойке смирно.
Миссис Бернэм влезла на кровать и устроилась меж раздвинутых ног Захария.
— Говорят, чехольчики изготавливают из кишок барашка, — сказала она, обмакнув пальцы в масло. — Не правда ли, любопытно: животное, что за обедом потчует нас жарким из собственного мяса, ночью предлагает нам услуги иного рода?
Миссис Бернэм расправила горловину чехольчика и, капая маслом на промежность Захария, постаралась приладить изделие на место.
— Дело это скользкое, мистер Рейд, а боец все только усложняет, когда так вздрагивает и пружинит. Пожалуйста, втолкуй ему, что сейчас не время для отработки приемов штыкового боя.
Миссис Бернэм пригнулась к самому паху Захария, и теперь он видел только ее сосредоточенно нахмуренный лоб.
— О господи, я так затянула ленту, что узел распустишь не иначе как зубами. Лежи смирно, не дергайся!
Захарий почувствовал прикосновение ее губ, а следом ее дыхание, похожее на теплый ветерок, овевающий флагшток, и, запрокинув голову, простонал:
— Ох, поскорее, миссис Бернэм, а то я извергнусь!
— Ни в коем случае! Огонь не открывать! — Вновь легкие движения пальцев и радостный возглас: — Ой, какой чудесный бантик получился! Сейчас подам зеркало, чтоб и ты полюбовался!
— Нет! Не томи!
— Уверяю тебя, мой дорогой молотчик, ни одна шляпка на свете не похвастает таким красивым бантом, ну прямо венок под мачтой! Даже в честь королевы не поднимали столь великолепный стяг!
Терпение его иссякло, и Захарий, убрав с груди миску, притянул к себе миссис Бернэм.