Может быть, он вспоминал, как они жили в маленькой квартирке наверху еще до рождения мамы или как однажды мэр Балтимора приезжал пообедать в «Сирико». Или как дядя Ларри разбил стекло и порезал руку, а доктор Тривани бросил свои печеные баклажаны с сыром «Пармезан» и повел его к себе в кабинет в квартале от пиццерии, чтобы зашить ему руку.
Дед и нуни рассказывали им множество историй о старых временах. Рина любила их слушать, хотя много раз слышала и раньше. Она протиснулась между тетями и кузинами, взяла его за руку.
– Мне очень жаль, деда.
Он сжал ее пальчики, а потом вдруг отодвинул один барьеров. Сердце у нее забилось часто и быстро, пока дед вел вверх по ступеням. Через желтую ленту она видела обгорелую до черноты древесину и лужи грязной воды на полу. Один высоких табуретов расплавился и изогнулся в причудливой форме. Всюду были следы огня, пол местами был прожжен, местами вздулся.
К своему изумлению, Рина увидела банку аэрозольной краски, врезавшуюся в стену, да так и застывшую, словно ею выстрелили из пушки. Радостных и солнечных красок не осталось, не было больше толстых свечей, воткнутых в оплывшие воском бутылки, не было на стенах красивых картинок, нарисованных рукой ее матери.
– Я вижу здесь призраков, Катарина. Это добрые духи. Их не отпугивает огонь. Гибсон? – Дед повернулся, и папа подошел к нему. – У тебя страховка есть?
– Да. Они уже приходили, осматривали. Со страховкой каких проблем не будет.
– Хочешь использовать страховую премию на ремонт?
– Тут двух мнений быть не может. Мы начнем прямо завтра, если нам разрешат войти.
– И с чего ты собираешься начать?
Дядя Сэл начал было говорить – у него было свое мнение по любому поводу, – но дед властно поднял палец вверх. И, словам Рининой мамы, он был единственным, кто мог застав вить дядю Сэла проглотить язык.
– «Сирико» принадлежит Гибсону и Бьянке. Им решать, что и как делать. Чем семья может помочь?
– «Сирико» принадлежит мне и Бьянке, но все началось с вас. Я хотел бы выслушать ваш совет.
Дед улыбнулся. Рина видела, как эта улыбка раздвигает его пышные белые усы и прогоняет печаль из глаз.
– Ты мой любимый зять.
Это была старая семейная шутка. Соль заключалась в том, что Гибсон был его единственным зятем. Дед вышел обратно за ограждение и вернул барьер на место.
– Давай вернемся в дом, там поговорим.
Пока они, снова как на параде, шествовали друг за другом обратно к дому, Рина заметила, как дернулась штора на одном из окон у Пасторелли.
Слово «поговорим» было весьма вольным термином для описания события, собравшего вместе всю семью. Для этого потребовалось неимоверное количество самой разнообразной еды, старшим детям было велено присматривать за младшими, что вылилось в бесчисленные перебранки и даже драки. Под настроение детей бранили или смеялись над ними.
В доме стоял стойкий запах чеснока и свежего базилика. И еще в доме стоял страшный шум.
Когда дед сказал Рине, что она должна прийти в столовую, где собрались все взрослые, она едва справилась с волнением.
Стол был раздвинут во всю длину, и все равно всем места не хватило. Дети играли во дворе, кое-кого из женщин отрядили за ними присматривать. Рина была единственной из детей в столовой, где сидели мужчины, мама и тетя Мэг, которая была адвокатом и считалась очень умной.
Дед сам положил из большой фарфоровой супницы порцию спагетти на тарелку Рине.
– Итак, этот мальчишка, этот Джоуи Пасторелли, он тебя ударил, верно?
– Он ударил меня в живот и сбил с ног. И снова ударил.
Дед выдохнул через нос, а нос у него был большой, и звук получился такой, как у быка, когда он фыркает, прежде чем броситься на врага.
– Мы живем в такое время, когда считается, что мужчины и женщины равны, но все равно это неправильно, когда мужчина бьет женщину или когда мальчик бьет девочку. Но… что-то такое сказала или сделала этому мальчику, что он решил тебя побить?
– Я стараюсь держаться от него подальше, потому что всегда задирается. И в школе, и на улице. Однажды он вынул карманный нож и сказал, что зарежет Джонни О'Хару, потому что он глупый Пэдди,[10] а сестра Вероника отняла у него нож и послала его к матери настоятельнице. Он… он иногда так смотрит на меня, что у меня живот болеть начинает.
– В тот день, когда он тебя ударил, что ты делала?
– Играла с Джиной на школьной площадке. Мы играли в лапту, но было слишком жарко. Нам захотелось мороженого, и Джина побежала спросить у своей мамы, не даст ли она нам денег на мороженое. У меня вообще-то было восемьдесят восемь центов, но на две порции этого не хватало. А тут Джоуи подошел и говорит: «Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу». Я не хотела с ним идти, и я сказала: нет, я жду Джину. У него лицо было красное-красное, как будто он бежал, он разозлился, схватил меня за руку и потащил за собой. Ну, я вырвалась и сказала, что никуда с ним не пойду. И тогда он ударил меня в живот. И он назвал меня нехорошим словом, которое означает… – Рина умолкла и робко посмотрела на родителей. – Я в словаре посмотрела.
– Ну, конечно, ты посмотрела, – пробормотала Бьянка и оглядела собравшихся. – Он назвал ее маленькой курвой. Это отвратительное слово, Катарина. Больше мы его в этом доме произносить не будем.
– Да, мэм.
– Твой брат пришел тебе на помощь, – продолжил дед. Потому что он твой брат, и потому что это правильно – помогать другим в беде. Твой отец тоже поступил правильно: он пошел поговорить с отцом мальчика. Но тот повел себя не как мужчина: он не сделал того, что должен был сделать, а нанес удар в спину твоему отцу. Скажи, Рина, это все случилось из-за тебя? Нет ли в этом твоей вины?
– Нет деда. Но я виновата, что испугалась и не стала сама с ним драться. Я больше не буду бояться.
Дед невесело рассмеялся.
– Учись лучше быстро бегать, – сказал он. – А вот если не сможешь убежать, тогда дерись. А теперь, – он откинулся на спинку стула и взял вилку, – вот мой совет. Сальваторе, у твоего зятя строительный бизнес. Когда мы решим, что именно нам требуется, ты достанешь нам все материалы со скидкой. Джио, кузен твоей жены водопроводчик, не так ли?
– Я с ним уже поговорил. Все, что вам понадобится, Бьянка, Гиб.
– Мэг, нужно поговорить со страховой компанией. Если уж нам предстоит прыгать через обручи, чтобы получить чек, хорошо бы свести их число к минимуму. Ты этим займешься?
– Конечно. Мне хотелось бы взглянуть на полис, посмотреть, что там можно изменить или улучшить на будущее. И это еще не все. Заведено уголовное дело на этого… – тетя Мэг многозначительно подняла брови, глядя на Рину, – этого человека. Когда дело будет слушаться в суде, возможно, Рине придется давать показания. Вряд ли, но этого исключать нельзя. Я уже зондировала почву, – добавила она. – Обычно обвинение в поджоге доказать почти невозможно, но на этот раз у них все схвачено железно.
– Следователи работали скрупулезно, а вот поджигатель попался на редкость глупый. Прокурор считает, что он будет торговаться: сознается в поджоге, чтобы избежать более тяжкого обвинения в покушении на убийство. Доказательства у них есть, да к тому же два предыдущих привода по подозрению в поджоге.
Мэг намотала на вилку порцию спагетти, а вокруг нее за столом взорвался гул голосов.
– Этим летом он потерял работу автомеханика, – продолжала она, дождавшись тишины. – Через несколько дней в автомастерской, откуда его уволили, произошло подозрительное возгорание. Ущерб оказался минимальным, так как другой механик в тот самый вечер решил воспользоваться автомастерской для любовного свидания. Они опросили служащих, включая уволенного Пасторелли, но доказать поджог не смогли. Пару лет назад у него вышла ссора с братом жены в Вашингтоне. Его шурин работал на подстанции электропитания. Кто-то бросил в окно «коктейль Молотова». Одна… – тетя Мэг снова бросила настороженный взгляд на Рину, – ночная леди видела фургон, отъезжающий на большой скорости, даже запомнила часть номера. Но жена Пасторелли поклялась, что он был дома всю ночь, и они поверили ей, а не свидетельнице. – Мэг подняла свой бокал с вином. – Теперь они используют эти случаи для установления почерка и точно пришьют ему это дело.