– Она далеко отсюда. – Найнив порадовалась, что голос у нее не дрогнул. Говорили они не о матери Илэйн, а об Отрекшейся, которую Найнив одолела в противоборстве. В глубине души она очень надеялась, что Могидин далеко. Очень и очень далеко.
– А если нет?
– Она далеко, – твердо отрезала Найнив, но поежилась. Какой-то частью сознания она понимала, как унизила ее Могидин, и ничего так не желала, как вновь встретиться с этой женщиной и вновь ее победить и на этот раз взгреть как следует. Только вот что будет, коли Могидин ее саму застанет врасплох, нападет, когда Найнив не будет настолько рассержена, чтобы направлять Силу? Разумеется, то же самое верно и в отношении любого из Отрекшихся и, кстати, любой Черной сестры, но после поражения в Танчико у Могидин есть особая причина ненавидеть Найнив. Вообще-то, мало приятного в том, что одна из Отрекшихся знает твое имя и к тому же, скорей всего, жаждет твоей головы. «Это же низкая трусость, – резко отчитала себя Найнив. – Трусихой ты никогда не была и не будешь!» Но все равно каждый раз, как Могидин приходила ей на ум, у Найнив начинало чесаться между лопатками, словно та смотрела ей в спину.
– Видимо, оттого, что оглядываюсь через плечо, нет ли бандитов, я разнервничалась, – небрежно заметила Илэйн, вытирая лицо полотенцем. – Ну, в последнее время у меня иногда во сне такое чувство, будто кто-то следит за мной.
Найнив вздрогнула, будто слова девушки были эхом ее собственных мыслей, но потом сообразила, что слово «сон» произнесено с легким нажимом. Не просто во сне, а в Тел’аран’риоде. Еще одна вещь, которой не знали мужчины. У Найнив тоже бывало похожее ощущение, однако в Мире снов они частенько чувствовали на себе взор невидимых соглядатаев. Весьма неуютно, но это ощущение девушки уже обсуждали раньше.
Найнив подпустила в голос беспечности:
– Ладно, в этих снах нет твоей матушки, не то бы она нам обеим уши надрала.
Могидин наверняка будет их пытать и мучить, пока они не взмолятся о смерти. Или выстроит кольцо из тринадцати Черных сестер и тринадцати мурддраалов – так они обратят тебя к Тени против воли, привяжут тебя к Темному. А может, Могидин способна на это и в одиночку… «Не пори чушь, женщина! Если б могла, она давно бы так сделала! Не ты ли ее побила, не помнишь?»
– Надеюсь, что нет, – мрачно ответила Илэйн.
– Ты мне-то умыться дашь? – раздраженно спросила Найнив. Успокоить девушку, конечно, дело хорошее, но можно и без разговоров о Могидин обойтись. Отрекшаяся, должно быть, далеко. Знай она, где ее обидчицы, вряд ли позволила бы им уйти. «Ниспошли Свет, чтоб так оно и было!»
Илэйн опорожнила ведро и наполнила его чистой водой. Когда она вспоминала, что находится вовсе не в королевском дворце в Кэймлине, Илэйн была очень хорошей девочкой. И когда она не вела себя как распоследняя дура. О последнем Найнив решила позаботиться после возвращения Тома.
Насладившись неторопливым умыванием прохладной водой и ополоснув напоследок лицо и руки, Найнив взялась за обустройство лагеря и поручила Джуилину наломать сухих веток для костра. Когда возвратился Том с двумя плетеными корзинами, свисавшими со спины мерина, одеяла Найнив и Илэйн лежали под фургоном, а еще два, для мужчин, – под длинными ветвями двадцатифутовой ивы. Неподалеку гордо красовалась добрая куча хвороста, а возле прогоревшего костра – очищенного от листьев пятачка – остывал чайник, рядом стояли вымытые чашки из глины. Джуилин ворчал себе под нос – его обязали набрать в бочонки воды из крохотного ручейка. Найнив расслышала обрывки его проклятий и порадовалась, что бо́льшую часть своих речей Джуилин выдает в виде маловразумительного бурчания. Сидя на оглобле, Илэйн с трудом скрывала свой интерес и напряженно прислушивалась к тому, что тот бормочет. И она, и Найнив успели, зайдя за фургон, переодеться в чистые платья. Причем случайно цвета их нарядов теперь поменялись.
Стреножив передние ноги мерина, Том легко снял со спины животного тяжелые корзины и принялся их распаковывать.
– Мардецин оказался не таким процветающим, как выглядел издали. – Он опустил на землю сеточку с мелкими яблоками, потом вторую – с какими-то темно-зелеными листовыми овощами. – Торговли с Тарабоном нет, городок хиреет. – Остальными его приобретениями были мешки с сушеными бобами и репой, вяленная с перцем говядина и засоленные окорока. И бутыль из серой глины, запечатанная воском. Найнив решила, что в ней наверняка бренди: оба мужчины вечно жаловались, что вечерами у них нет ничего, чтобы отдохнуть с трубкой. – И пяти шагов не сделаешь, как наткнешься на белоплащника, а то и на двоих. Гарнизон – где-то человек пятьдесят. Казармы за холмом, в том конце городка, за мостом. Солдат здесь явно было больше, но, похоже, Пейдрон Найол отовсюду стягивает в Амадор белоплащников. – Разглаживая согнутым пальцем усы, менестрель ненадолго задумался. – Не понимаю, что он замышляет. – Том не из тех, кому нравится что-то не понимать; обычно ему хватало нескольких часов, проведенных в городке, и он, точно вездесущий хорек, вызнавал многое; оказывался в курсе событий в знатных и купеческих домах, вынюхивал об альянсах, интригах, контрзаговорах, которые и составляли суть так называемой Игры Домов. – Все слухи твердят о том, будто Найол пытается остановить войну между Иллианом и Алтарой или, быть может, между Иллианом и Муранди. Не та причина, чтобы отовсюду солдат собирать. Правда, скажу вам такую вещь. Что бы там ни говорил лейтенант, съестные припасы, которые посылают в Тарабон, приобретают на королевский налог. И народ этому не очень-то рад. Еще и тарабонцев кормить…