— Продолжай.
— Во-первых, ты действительно хорошо говоришь по-английски. И ты не сумасшедший. Насколько я могу судить, у тебя нет пары, который мог бы заякорить твои мысли, так что очевидно, что бы ни было в этом мире, что сводит других с ума, это не влияет на тебя. Мне довольно любопытно, как это возможно. — Я решаю выложить все это на стол, чтобы он мог видеть, как много я знаю. — Мой дракон не хочет говорить вслух, и он не проявил ни малейшего желания изучать мой язык. Он также не заинтересован в том, чтобы сливаться с толпой, но у тебя, похоже, это хорошо получается. Мне просто интересно, насколько вы сильно отличаетесь друг от друга.
— Почему бы нам не отличаться? — высокомерие практически сочится из его слов.
— Ты тоже дракон, не так ли?
Губы Азара слегка изгибаются.
— Не такой, как твоя пара.
Это заставляет меня задуматься.
— Существует более одного вида драконов?
— А разве не существует много видов людей?
— На самом деле, нет, я думала, что есть только один вид.
— У вас в маленьком Форте есть люди, которые носят форму, не так ли? Есть лидеры, а затем есть последователи. Есть бойцы, а есть те, кто остается дома и воспитывает молодежь.
Ах. Значит, он имеет в виду класс, а не расу. «Ты вспоминаешь что-нибудь из этого, Дах? Тебе это кажется знакомым?»
«Я… я не знаю. — Разум Даха кажется отстраненным, как будто он обращается внутрь себя. — Это не звучит как ложь, но я ищу воспоминания об этом и не нахожу ничего, кроме воронов».
«Все в порядке, детка. Он мог обмануть меня».
«Я не думаю, что это так».
— Ты хочешь проверить, говорю ли я правду? Значит, твой дракон помнит? — взгляд Азара сфокусирован на мне, как лазер.
На мгновение мне кажется, что он копается в наших мыслях. Но я, вероятно, просто сделала долгую паузу в тишине, и он все понял.
— Он не помнит, — говорю я ему, полагая, что сказать это достаточно безопасно. Это другое дело, но я не хочу менять тему. — Значит, ты не такой, как другие драконы, потому что… почему? Потому что ты не боец?
— Я не такой, — соглашается он, наклоняя голову. — Драконы, о которых ты знаешь, служат моему виду. Мы вывезли их из пустынь, где они ютились в своих глинобитных хижинах и ссорились, как дети, и воспитали их, чтобы они служили нам. Они наши воины, наши защитники, наши войска. — Его улыбка становится шире, еще более самодовольной. — Нет, я совсем не такой, как они.
«Пустыни, — задумчиво произносит Дах. — Я помню это. Мы служим… таким, как он. Не по своей воле, но мы служим».
«Где такие, как он, обитают?»
«Они обитают в месте под названием Салориан. Это похоже на ваш Форт-Даллас, но гораздо больше. И оно странное».
Интересно. Я решаю попытаться расспросить Азара больше.
— Так его вид — это народ пустыни, которого вы, что, поработили?
— У них есть уникальная способность, которая утрачена для моего вида. — Он делает глоток воды и ковыряется в своих блинчиках, менее заинтересованный в еде, чем в разговоре со мной.
— Форма дракона?
Он издает звук «пфф», как будто я его оскорбила.
— Я могу перейти в боевую форму, если захочу. Я не так искусен в этом, как они, поскольку я не, ах… — он размышляет, подбирая подходящее слово. — Воспитан для этого.
— О. — Что ж, этот разговор становится все более и более неприятным.
— Дракони, а именно так их по-настоящему называют, воспитываются как воины с момента их рождения. Они готовятся к этому и проводят ритуалы. Им все равно, сколько крови они прольют. И они дышат огнем, в отличие от меня. Это делает их гораздо более эффективными, когда они впадают в неистовство.
Поэтому он не может дышать огнем. Приятно это знать. Однако мое внимание привлекает другое слово.
— Берсерк?
— Да. Одна из причин, по которой они так ценятся как бойцы, заключается в их способности легко впадать в неистовство. Это то, чему их учат в юном возрасте. Когда им бросают вызов, они могут впасть в неистовство и потерять себя в драке. Я думаю, именно поэтому они сейчас так обезумели, здесь, в этом мире. — Он жестикулирует бледно-золотистой рукой. — Что-то здесь запускает их способность к ярости, и нет хорошего способа отключить это.
«Он не знает, о чем говорит. Ярость вызвана похотью спаривания».
«Значит, он ошибается? Во всем?»
«Нет… не во всем. Слова, которые он произносит, звучат знакомо. Мой народ контролируется его — салорианцами. Теперь я вспоминаю больше. Он мне не нравится. Или его люди».