После знакомства с полком он рассказал мне и комиссару о замысле готовящейся частной операции по захвату плацдарма на западном берегу Северского Донца. Так как артиллерии не хватало, особую надежду в этой операции Гавриленко возлагал на наш полк и дивизион Вальченко.
Мы беседовали в бараке во время обеда. Вдруг наблюдательные посты передали:
— Воздух!
Я сидел напротив генерала за столом и ждал его команды уходить в укрытие. Гавриленко, как ни в чем не бывало, спокойно ел. Глядя на него, мы с Радченко тоже продолжали обедать... Через несколько секунд раздался душераздирающий свист летящих авиабомб, за которым последовала серия мощных взрывов. Задрожала земля. Ветхий барак зашатался. Со стен и потолка посыпалась штукатурка, а взрывной волной выбило все стекла. Метрах в пятидесяти от барака появились две громадные воронки, обрамленные по краям глыбами мерзлого грунта.
— Узнайте, есть ли пострадавшие, — попросил Гавриленко и невозмутимо добавил: — Без стекол холодновато, надо бы завесить чем-нибудь...
Штукатурку и битые стекла убрали, принесли светильник, окна завесили одеялами, а мы надели шинели... Гавриленко хитро посмотрел на меня:
— Ну что ж, командир, самолеты улетели, продолжим обед.
Вошел адъютант:
— Товарищ генерал, повреждено несколько бараков. Убитых нет, есть раненые.
Выслушав доклад, генерал спросил:
— А щели у вас отрыты?
— Конечно, — ответил я.
— Почему же вы не скомандовали нам уйти в укрытие?
— Товарищ генерал, я не находил возможным это сделать, ждал вашей команды.
— Мне, генералу, не годится бежать в укрытие первым, — ответил он и шутя добавил: — Впредь к вам не приеду — не бережете начальство!
Уезжая от нас, Гавриленко рекомендовал срочно подыскать место и вывести полк из Белого Колодезя.
На другой день было получено боевое распоряжение штаба армии сосредоточить дивизионы полка в лесу, что в восьми километрах северо-восточнее Рубежного.
В тот день поступила телеграмма от полковника Зубанова. В ней мне предписывалось немедленно убыть в Москву. В телеграмме говорилось, что до прибытия майора Воробьева, который должен заменить меня, полком будет командовать Радченко.
Я терялся в догадках о причине вызова. К тому же тяжело было расставаться с боевыми товарищами и родным полком.
Командующий армией генерал К. С. Москаленко по телефону приказал мне прибыть на его командный пункт, который находился недалеко от Белого Колодезя. Как только я появился на пороге, он спросил меня:
— Вы знаете о вызове в Москву?
— Да, знаю, товарищ генерал.
— Ну и прекрасно. В таком случае, сдавайте полк и — с богом. За боевую работу большое вам спасибо...
Но сразу уехать мне не пришлось. Когда я прибыл в полк, чтобы попрощаться, мне передали, что в Рубежном идет бой. Там сражалась 1-я гвардейская дивизия генерала Руссиянова, которую поддерживали дивизионыВальченко и Худяка. Я выехал к месту боев. На северозападной и северной окраинах Рубежного шли уличные схватки. Фашистское командование, стремясь снова овладеть этим важным населенным пунктом, подтянуло свежие резервы. Враг перешел к яростным контратакам из прилегающего леса. Ему удалось захватить западную и северо-западную окраины Рубежного. Непрерывная ружейно-пулеметная стрельба сопровождалась вспышками осветительных ракет. И вдруг наступила кромешная тьма, которую прорезали лишь яркие линии трассирующих пуль.
Расчеты противотанковых орудий, выведенных на прямую наводку, не знали, куда стрелять. Дать залп по окраине села и прилегающему лесу нельзя: вечером там стояли свои. С передовыми батальонами связь была нарушена.
Во время вспышки осветительной ракеты я увидел стоявших посреди улицы генерала Руссиянова и начальника политотдела дивизии батальонного комиссара Филяшкина, которого я знал еще с финской кампании.
— Товарищ генерал! Что же вы не в укрытии? — закричал я.
— Пока не выбьем врага из Рубежного, никуда не уйду, — твердо заявил Руссиянов, вглядываясь в темноту. — Дивизия Руссиянова не отступает!
— Уговорите его зайти хотя бы за угол, — тихо сказал мне Филяшкин.
Наконец нам удалось убедить генерала уйти за ближайший дом. К счастью, здесь оказался каменный полуподвал, из которого можно было вести наблюдение не хуже, чем с улицы.
Генерал Руссиянов объявил, что в этом доме будут его наблюдательный и командный пункты, штаб, и приказал срочно организовать связь с передовыми батальонами.
— Вы знаете генерала Родимцева? — спросил меня Руссиянов.
— Знаю. Мы учились с ним на одном курсе в академии, — ответил я.
— Его дивизия идет к нам на. помощь. Прошу встретить ее и попросить Родимцева ускорить выдвижение. Тяжело придется ему и нам, если запоздает.
Мы с адъютантом выскочили из подвала и побежаливниз по улице к своей машине. Колонну дивизии встретили примерно в пяти километрах от Рубежного. В голове ее ехала на лошадях группа офицеров. Среди них был и Родимцев.
— Товарищ генерал, вам необходимо ускорить выдвижение полков, развернуть их с ходу и нанести удар во фланг атакующему врагу. Это просьба генерала Руссияпова.
При свете фар нашей машины Родимцев посмотрел на карту и отдал приказ ускорить движение, а мне показал рубеж развертывания головного полка и направление его атаки. Я вернулся в Рубежное, доложил Руссиянову, что дивизия Родимцева на подходе.
— Подполковник, твои «катюши» сейчас нам могут оказать помощь, — повеселел Руссиянов.
— Два дивизиона в готовности на огневых позициях, — ответил я, — но нам надо точно знать, где наша пехота, чтобы не накрыть своих.
— Понятно, — пробасил генерал.
И вот по мере уточнения позиций пехоты стали включаться в действие наши батареи. Минут через сорок мы дали залп батарей М-8 по роще, откуда контратаковали фашисты, затем по подступам к западной окраине Рубежного. Снарядов у нас, как всегда, не хватало, и мы были вынуждены вести огонь весьма экономно.
Дивизия А. И. Родимцева подоспела вовремя, и к рассвету положение было восстановлено, фронт стабилизировался. Простившись с Руссияновым и Филятшкиным, я выехал на выжидательные позиции дивизионов.
Там я простился с гвардейцами, горячо поблагодарил их за отличную боевую работу и пожелал успеха в предстоящих боях. Затем на полуторке отправился в Белый Колодезь, в штаб полка, а оттуда поездом в Воронеж, в штаб оперативной группы гвардейских минометных частей Юго-Западного фронта. В штабе первым меня встретил майор Макеев.
— Зайдите-ка в секретную часть, — сказал он. — Сегодня получен приказ, вас касающийся.
Приказом Народного комиссара обороны от 25 марта 1942 года мне было присвоено воинское звание «гвардии полковник».
Через час, попрощавшись с полковником Зубановым, я отбыл в Москву.
Глава восьмая.
В Инспекции
Прибыв в Москву, я остановился в гостинице ЦДКА. Стоял март 1942 года. Столица жила напряженной жизнью военного времени. Четко работали заводы и фабрики. С раннего утра до позднего вечера по улицам двигались машины — грузовые, черные и камуфлированные эмки, а иногда и колонны автомобилей. С наступлением темноты в небо поднимались аэростаты, а весь город погружался во тьму. Строжайше соблюдалась светомаскировка.
Штаб гвардейских минометных частей Ставки Верховного Главнокомандования размещался во 2-м доме Народного комиссариата обороны на Красной площади. Туда я прибыл часов в одиннадцать дня. Адъютант доложил обо мне командующему гвардейскими минометными частями Ставки Верховного Главнокомандования заместителю Наркома обороны генерал-лейтенанту В. В. Аборенкову. Я был приглашен в просторный кабинет командующего. Там кроме Аборенкова, подвижного, высокого, русоволосого генерала с быстрым проницательным взглядом, находились члены Военного совета генерал-лейтенант П. А. Дегтярев, генерал-майор Л. М. Гайдуков и секретарь Московского городского комитета партии Н. П. Фирюбин. Аборенков познакомил нас.