«Что я тут делаю?» - в который раз подумала я, с «Зерцалом» под мышкой перебираясь ближе к теплой печи. Одна надежда – если правда одна на всех, значит, и мне должно перепасть немного.
Итак, книга разлюбезная, может, хоть сейчас поведаешь о том, что для меня действительно важно?
«Ой ты, ладо мой, друг сердечный… Гложет сердце кручина злая. Где летаешь ты, сизый сокол? Где ты вьешься, мой змей червонный? Кинусь-брошусь я милому на руки – будь на них хоть кости остры. И губами прижмусь к губам – хоть за ними клыки железны. Обниму тебя, ладо, крепко – и улягусь с тобою вместе хоть в постель, хоть в сырую землю… без вина от тебя пьянею…»
Тьфу-ты!
* * *
От автора:
История, которую читает Мих, Марине уже знакома (только она об этом не помнит). Именно о ней героине в свое время поведала книга Всезнайка. Более подробно эта история описана тут https://litnet.com/ru/reader/xozhdenie-za-tri-carstva-b279911?c=2701280.
2.3
Сквозь сон по комариному назойливо зазвенело в ухе, костяные пластинки над ним завибрировали – от зуда я и проснулась. Лунный свет серебряной прядью поникал в неровное отверстие сугроба, вычерчивал на чешуе бледные знаки. Спину и бока холодило – то ли снег, то ли предчувствие… Я приподняла голову, одним глазом выглянула наружу.
Тень между вершинами холма совсем загустела, и изба, и рябины тонули в ней, как в чернильной трясине. Под звездным небом ярко сияла белоснежная гладь берега и речной лед в серебристо-муаровой вуали поземки. Что-то маленькое и темное неслось с ней вровень, быстро удаляясь от пристани.
Позевывая, я выбралась из сугроба, встряхнулась и потекла следом, мерно переставляя лапы. Мыслей опять не было, но и чувства как будто притупились. Оставалось лишь смутное ожидание… но чего? Даже этого я не знала. Медовая сладость щекотала ноздри, увлекая за собой.
Чем дальше мы уходили от села, тем сильнее задувал ветер, и вьюга кусалась все жестче. Но небесная река по-прежнему струила чистый свет в бездонной выси, и ее сияющие огни горели алмазным блеском. На миг я потеряла из виду свою путеводную тень, а потом она вдруг возникла прямо передо мной. Белые вихри метались вокруг нее, яростно трепали длинные распустившиеся косы. Маленькая и согбенная поначалу, она с каждым шагом делалась все выше и тоньше, обретая знакомый облик. Бессчетное количество раз я разглядывала ее на стене своей пещеры среди других картин, а, встретив лицом к лицу, даже не узнала.
Село скрылось из виду, и вокруг осталось одно волнующееся белесое море. Небо надвинулось ниже, ослепляя холодным пламенем и чернотой бездны. Жгучие плети метели бились, точно волны, у подножия высокого мыса. А над ними в бесснежной пустоте на самой границе земли и неба, раскинув кривые тяжи веток, молча цепенел голый старый дуб.
Женщина вскинула руки, и огромная седая тень на несколько минут закрыла собою звезды. Тоскливый вой ветра сменился глухим гулом, снежная волна прокатилась по белому морю, оглушая и сбивая с ног. Неподвижные ветки заскрипели с натугой, прогибаясь под тяжестью опустившегося на них тела, – и сквозь надсадный рев метели пробился чистый пронзительный звук.
Знакомая сладкая боль прокатилась от груди к затылку, и в мозгу, лихорадочно сменяясь друг друга, замелькали слова, краски, звуки…
«У Лукоморья дуб зеленый… Нет, не то, - я замотала головой, пытаясь вытряхнуть нужное из непослушной памяти. – Сидит ворон на дубу, он играет во трубу, во серебряную… Да, так».
Низкая лодочка месяца качается, призывно сверкая острыми рогами.
Вот она уже над самым дубом – тонкий белый росчерк, не старый и не молодой, всегда один и тот же. Здесь не бывает полной луны. Полная луна не удержится на волнах небесной реки, не унесет на себе тех двоих, что стоят под дубом, обнявшись так тесно, будто хотят слиться в одно. И метель бушует вокруг, не касаясь только их, заметает все дороги, кроме одной... по которой седой Ворон уходит в небеса один, оставляя на земле бледную увядшую тень своей красавицы. И сладость сменяется горечью холодных слез, и соленый снег начинает жечь лапы… Здесь никогда не будет полной луны, полной радости – только бесплодная тоска о минувшем счастье… и вечная несбыточная надежда на него в ожидании зова серебряной трубы.
Бедная Агафья.
* * *
Я провела лапой по морде, смахивая ледяную корку. Месяц скрылся за курчавым валом облаков, и все вокруг померкло. Небо, звезды, землю затянуло серой патиной, и вьюга, радостно взвыв, замела с удвоенной силой.