Огонь ударил со всей змеиной яростью, накопленной за долгие бессмысленные дни и ночи, со всей жгучей ненавистью и обидой за себя, за детей, за живых мертвецов, погребенных в соленом снегу, в своих и чужих замерзших слезах, за жизнь, оказавшуюся и не жизнью вовсе… От жара едва не полопалась чешуя, в ушах засвистело, потом заревело, и меня, оглохшую, полуослепшую, швырнуло об дверь, протащило по сеням и с размаху выбросило на снег. Беспомощно прокувыркавшись до пристани, я рухнула с нее на лед, закатываясь под обледенелые доски.
Внутренности прощально всколыхнулись, словно желе, и, жалобно клокоча, устремились наружу вперемешку с хриплыми стонами. Подавившись и тем, и другим, я закашлялась, заныла, потом смолкла, до скрипа стиснув зубами осколок льда.
Ну, Аггатияр! Ну, книжник! Чтоб тебя так черти по сковородке швыряли!
Сильнее боли в отбитой спине меня жгла обида. Хотя, если вдуматься, на кого было обижаться? На саму себя? Что просила, то и получила – и разрешение на выход, и пендель на дорожку. Удачно, в общем, зашла. Теперь бы немного полежать…
Повернув голову, я невидяще посмотрела блестящий в лунном свете лед. Какая тишина… И ночь такая чистая, звонкая. Звездные гроздья мерцают под небесным куполом – так близко, что кажется, протяни руку, и сорвешь целую горсть. А вокруг снега, снега, снега… пуховое одеяло, наброшенное заботливым хозяином. Под одеялом спится сладко…
2.5
Я испуганно открыла глаза. Нет, никого рядом не было.
Что-то я разоспалась – месяц уже низко висит над холмами, небо на востоке начинает розоветь. Осторожно переставляя лапы, я выползла из-под дощатого настила. Спина еще ноет, обожженная морда горит, но терпимо. Хвост, зараза, опять бастует – висит мокрой тряпкой, не желая держать баланс… Ну, да Бог с ним, с хвостом. Я слегка потянулась, разминая затекшие мышцы. Что ж, в добрый путь!
Дорогой на север я шла впервые. Река сначала тянулась прямо, потом стала петлять. Широкое русло сузилось, холмы, напротив, стали выше и круче. На их округлых макушках, словно редкие волоски, торчали тонкие кривые сосенки. Я поворачивала голову и щурилась, высматривая первый ориентир – каменистый мыс, а на нем деревянный столб в два охвата, «Китаврулова веха»… Во время оно полуконь Китаврул жил-поживал в земле беловодской – интересно, не его ли гривна до сих пор висит на воротах у мальчиков? А на столбе, по словам Миха, хранил сундук, куда запирал блудливую жену-русалку. Думал таким способом уберечь семейную честь от посягательств, но хитрая баба и тут умудрилась его провести – завела шашни с самим Месяцем, которому всего-то и нужно было, что спуститься пониже. С полуконем русалке, наверное, жить было не сахарно… Теперь от памятника несчастливому браку остался щепастый обломок высотой в человеческий рост. За ним начиналось старое речное русло, прямая дорога через заболоченные низины.
До столба я добралась, когда солнце уже целиком выкатилось из-за горизонта. Недлинный в целом путь занял куда больше времени, чем представлялось. Если дальше буду так ковылять, то не успею засветло добраться до Соль-взморья, а ночью меня скорей всегда ждет очередная метель… Ох уж этот мудрый Асгаст! Намудрил, так намудрил. Не мог ведь просто взять и выставить незваную гостью за порог. Тихо, аккуратно. Чтобы все остались довольны. Так нет же – «коли сможешь, так уйдешь»… Тьфу!
- Эй, змеевна!
Не веря своим ушам, я обернулась. Вот черт!
- Чего встала-то? – Взопревший, но все равно бледный Мих рывком подтянул груженые салазки и сам остановился, сдвинув шапку на затылок. – Примерзла, что ли?
- А ты что тут делаешь? – спросила я ровным голосом.
- А ничего! – воинственно отозвался парень, переводя дыхание. – Гуляю я тут!
С салазок донесся тихий смешок. Верхний куль из плотной овчины, перетянутой серым шерстяным платком, зашевелился и сел, глянув на меня ясными озерцами голубых глаз.
- Гуляешшшшь? – протянула я. – С братом и вещами?
Мих засопел:
- А и чего?
- Ничего. Теперь гуляй в обратную сторону.
- Мы к отцу идем, - набычившись, ответил он. – C тобой али сами, а назад не вернемся! И ты у нас на пути не стой, так вот!
Я смотрела на него немигающим взглядом.
- Чего… чего глядишь? – Мих пригнул голову, но глаз не опустил. – Решено все. Как сказал, так и будет!
- Да, - подтвердил Иля с салазок.
- Решили они, – я усмехнулась. – Замерзнуть по дороге не боитесь?
- Небось не замерзнем!
- А умереть?
- Чего-о? – Мих презрительно сплюнул в снег. – Пугаешь, что ли? Не больно страшно!