При моем явлении в облаке соломенной трухи двое прервали диалог и повернули головы. Один – осанистый, с коротко стриженной темной бородой и длинными усами, в долгополом кожухе с пышным оплечьем светло-серого меха, доходившим аж до локтей, в высокой шапке с меховым отворотом, украшенным тремя полосатыми перьями – по всему видно, боярин. А второй, пониже ростом и постарше годами, похожий на кряжистый дубовый пень, определенно десятник. Этот и одет попроще, но из-под полы овчинного полушубка виднеется край длинной кольчуги. А вокруг с кольями и ведрами в руках толпилась, наверное, вся вчерашняя охота. Но их я не сразу рассмотрела, да и не могла рассмотреть – со всех сторон, кроме задней, клетку накрывал непроницаемый кожаный полог.
- Кончилась сума-то, – помолчав, с сожалением произнес боярин. – У алтынца вашего руки не к тому месту приращены.
- Ну, то ж… однова-то сгодилась, – десятник почесал седую бороду, окидывая меня цепким взглядом светло-серых глаз.
- Уж если бы не сгодилась, я бы алтынца вашего в клеть посадил заместо Зорянки.
- Может, и стоило бы, – философски изрек десятник. – Ин говорят, от страха ум не только растерять, но и обрести можно.
Боярин криво усмехнулся, потом недовольно сдвинул брови:
- Не впустую ли суму извели? Мелковато будет страшилище. Убого. Лапы-то, тьфу, срам один…
- Зато огнем, говорят, на десять саженей пышет.
Это они про меня? Сажень – где-то метра полтора-два? Следовательно, десять саженей… ого, вот это я огнемет. Хотя преувеличивают раза в два, если не больше, но все равно есть провод почувствовать себя змеей горыновной.
- Врут, небось? – вдогон моим мыслям заметил боярин. Охотники вокруг заволновались, в ведрах заплескало. Я невольно облизнулась. Черт, как пить-то хочется… Попросить, что ли?
- Прошу прощения, что прерываю, а можно мне… э… – Я запнулась, вдруг оказавшись в перекрестии множества настороженных взглядов. Захотелось съежиться и зашипеть, но я себя пересилила. Дружелюбную улыбку, впрочем, тоже демонстрировать не стала, еще не так поймут. – Водички не дадите? Можно прямо в ведре. В горле пересохло… от волнения.
Боярин с десятником дружно шагнули назад, под защиту выставленных кольев. Ведра синхронно качнулись, но явно не для того, чтобы дать мне напиться. Интересно, что, по их мнению, я могу сотворить? Жечь напалмом?
- Ладно, как хотите. Настаивать не буду. – Я тоже отступила на шаг, с сожалением покосившись на воду.
- Глядеть в оба! – бодро скомандовал десятник, и колья опустились ниже. Теперь заиндевевшие острия смотрели прямо на меня. Чего-то я недопонимаю, или мне ночное файер-шоу до сих пор простить не могут?
- Уважаемый боярин… простите, не знаю, как вас по имени-отчеству… и товарищи дружинники! Я искренне извиняюсь за вчерашнее. Честное слово, я очень старалась никого не задеть. – М-да, голос, конечно, подкачал, многовато металла, да еще и ржавого. Таким голосом только старшеклассников на выпускном гонять… Я было откашлялась и тут же с шипением отскочила, уворачиваясь от холодных брызг выплеснутой на клетку воды. У кого-то явно сдали нервы.
- Буян, хрен собачий, изыди, – десятник весомым пинком удалил паникера с передовой.
Не удержавшись, я выразительно постучала себе по лбу, потом по деревянному полу клетки.
- Чей-то оно, никак проклинает? – прошептал кто-то снаружи.
- Во имя отца, и сына, и святаго духа – вы меня вообще слышите? – Я осторожно вытянула шею, переводя взгляд с одного дружинника на другого. Похоже, не слышат и даже не пытаются. Лица у всех красные, напряженные, как будто им эти колья в одно место воткнулись и вот-вот начнут проворачиваться. Я тихо вздохнула и с надеждой пробормотала: – У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… Тоже нет? Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит. Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей. А я не зверь совсем вообще-то, и колья попрошу убрать.
Уже не рассчитывая разглядеть что-то на лицах дружинников, я посмотрела прямо в глаза десятнику:
- Волга впадает в Каспийское море. Париж – столица Лондона. Лондон – столица Рима. Я – не змея, меня заколдовали.
Кустистые брови старого вояки слегка приподнялись, взгляд сделал задумчивым. В ответ я попыталась изобразить что-то вроде щенячьих глаз нашего трудовика, выпрашивающего у коллег соточку до зарплаты. Брови десятника поползли еще выше.
- Ладно, попужались, и будет, - наконец сказал он. – Надо дела делать. Резван, Хват, Величко, и ты, Лазарь, – за страшилищем глядите в оба. Остальные, коней ведите, отправляться пора.
После минутного колебания дружинники зашевелились и начали расходиться.