Снег под санями скрипел все пронзительней, задубевший на холоде полог снизу просвистывало сквозняком. Как сквозь толстую стену долетали глухие голоса дружинников, возбужденное собачье тявканье, отрывистое ржание лошадей. Я перестала метаться и вновь свернулась калачиком, пытаясь высмотреть что-нибудь из-под обледеневшего края полога. Но сквозь узкую щель пробивался лишь тусклый сероватый отсвет сугробов, и тот постепенно гас, сменяясь сизо-розовой сумеречной дымкой.
Я задумчиво поскребла пол. Основание клетки было плотным, тяжелым, крепко сколоченным из толстых дубовых досок. Железные прутья толщиной в палец сидели в нем намертво. Я могла просунуть между ними лапу, но морда уже не пролезла бы. По-богатырски разогнуть их голыми руками не получится, а укомплектовать клетку домкратом никто почему-то не додумался. Наоборот, вертикальную решетку укрепили широкими горизонтальными полосами металла, соединив прутья так основательно, что лет десять простоит без всякого ремонта. Дверь? И она была сработана в том же духе – небольшая, тяжелая, с мощными креплениями и хитрой задвижкой. Я могу все когти содрать, но вряд ли ее расколупаю. Что остается? Огонь? Я нервно хихикнула. Ну, только если возжелаю превратиться в змею на гриле в собственном соку…
Сани несколько раз дернулись и остановились. Я настороженно подняла голову. Излишней суеты снаружи не замечалось. Стало быть, привал? Сегодня уже в город не войдем? Наверное, небольшая отсрочка была даже к лучшему, но от тревоги неприятно заломило затылок. Что же все-таки делать? Мысли набегали одна за другой и, словно прибрежные волны, откатывали, не оставляя следа в заполнившей голову странно звенящей пустоте. Уставившись неподвижным взглядом в одну точку, я в молчании отсчитывала гулкие удары собственного сердца. Один, два… десять… сто десять… тысяча…
По лапам потянуло холодом. Не привычным уже чуть влажным сквозняком, а пронзительной студеной мерзлотой, мгновенно превратившей пальцы в заледенелые крючки. Очнувшись, я недоверчиво покосилась вниз и испуганно выдохнула. Густое облако пара медленно проплыло по клетке, коснулось чуть слышно затрещавшей решетки и осело на ней колючей белой изморозью. На темном полу вокруг прутьев проступили светлые стрелы ледяных узоров и потекли в стороны, отращивая длинные иглы, перекрещиваясь, сплетая на досках густую сеть. Я поспешно отступила, стиснув в кулак ноющие от холода лапы. Через мгновение закололо и спину, выстужая до боли. С усилием оглянувшись, я увидела покрытый густым инеем полог, от которого, как от морозилки, тянуло белым дымом.
Я шевельнула замерзшими ноздрями. За пологом кто-то стоял.
- Эй… - натужно сглотнув, одними губами прошептала я. – Кто здесь?
Лютый холод, сковавший клетку, чуть колыхнулся. Вместе с ним качнулась и я, глотая колючий воздух открытой пастью. По онемевшему телу прокатилась испуганная дрожь, и все чешуйки, как по команде, встали дыбом.
Тот, кто стоял снаружи, сделал шаг, другой, третий… Под его ногами не скрипел снег, от него ничем не пахло – или мой отмороженный нос уже не чувствовал запахов. Только холод двигался вместе с ним, и с белого полога беззвучно осыпался иней, оставляя темные проплешины.
«Н… е…»
«Б… о… й… с…»
Из последних сил давя подступающую панику, я, как завороженная, следила за проступающими на пологе буквами.
«Не… бойся».
Не бойся? Да я сейчас в обморок грохнусь от страха! Что за, нахрен, мене, текел, фарес? Что это вообще значит?!
Сорвавшийся с губ огненный сгусток, такой же бледный и дрожащий, как я, лишь слегка оплавил наледь на решетке. И все же мне стало легче. Кашлянув, я на секунду прикрыла глаза, потом открыла и еще раз внимательно оглядела быстро оттаивающий полог.
«Не бойся».
Через мгновение иней сошел окончательно. С железных прутьев закапало. Льдистый узор на полу посерел и растекся, впитываясь в темные доски. От внезапно наступившей весны после таких же внезапных морозов меня слегка повело. Негнущиеся лапы разъехались, я шлепнулась на пузо и с беззвучным стоном уткнулась лбом в пол.