- Одной рукой крест кладете, другой шиш крутите? – выкрикнул старик, подавшись вперед. – Человеку подневольному от вас почет и приношение, а царь пусть умоется? Пошто посадника и девку его Полевку подарками редкими баловать вздумали, а царя уважить рука не поднялась? Змею в город притащили смердам на потеху, а царскому двору от вас – навоза воз?
Длинный тонкий старческий нос со сплющенным по-утиному кончиком почти уперся в десятника, подрагивающие брови сошлись к переносице. А я тихо выдохнула и приподнялась, потрясенно вглядываясь в неожиданно знакомое лицо.
Сомнений быть не могло. Перед клеткой, грозя деревянным посохом, стоял бывший печатник мерянского царского двора и злейший враг царевича Топтыги – Остромир.
Глава 5
Сильные жизненные потрясения
исцеляют от мелких страхов.
О. Бальзак
Затянутое облаками ночное небо было седым и сумрачным. Хрестцы, утонув в тусклой сизо-розовой дымке, смутно чернели сквозь нее притихшими избами и теремами. В церкви кое-где еще краснели окошки, но слабый ветерок доносил от нее только запах погасших свечей и холодного ладана. В морозной тишине неожиданно звонко отдавался далекий собачий вой, скрип снега под ногами замерзших дружинников и треск горящих в костре сучьев. Стоило прищурить глаза, как все вокруг сливалось в сплошное темно-серое пятно, и только яркий оранжевый светляк бился в нем, отчаянно трепеща огненными крыльями и выпуская пригоршни быстро гаснущих искр.
Так же отчаянно колотилось мое сердце, и лишь каким-то чудом мне удавалось сдержаться и не заискрить от волнения.
…но это точно был Остромир! Точнее не придумаешь. Прошедшие месяцы (а в этом мире – даже годы) отметились на нем не лучшим образом. От прежнего ухоженного, даже щеголеватого управителя царского двора осталось… да, собственно, ничего не осталось, кроме характерного носа и неистребимой привычки играть бровями. Ранее печатник рисовался дородством и крепостью, весьма впечатляющей для своего возраста и образа жизни, его внимательные глаза цепко смотрели вокруг с холеного, совсем не худого лица. В прежнем вычурном облике волхва и чародея чудилась некоторая наигранность, одежда выглядела слишком нарядной, волосы, зубы, руки смотрелись чересчур ухоженными. Но игра в целом была вдохновенна. А сейчас Остромира словно подменили – от былой статности не осталось и следа, лицо постарело и посерело, щеки обвисли. И эти татуировки… раньше их не было. Зачем пожилому человеку баловаться подобным? Новая роль? Или не роль вовсе?
А ведь мне доводилось встречать подобные узоры на лице и вовсе не у обитателей Папуа – Новая Гвинея, а гораздо ближе… Я зажмурилась, с усилием вытаскивая из памяти нужную картинку. Есть! Татуированный колдун в Хвангурских горах! Неровные полосы на лбу, словно засечки, между ними темные пятна, похожие на плохо зажившие блошиные укусы, вытянутые спирали на щеках – точь-в-точь нынешние украшения Остромира. Что же получается?..
Я изо всех сил впилась когтями в дубовые доски, чтобы не вскочить и не заметаться из угла в угол. Но нервные дымки из ноздрей все же не удалось подавить…
Что там рассказывала Анька о превращении царевича Топтыги в медведя? Братец Вавила подсуропил? Вавила теперь царь, но разве он когда-нибудь был колдуном? А зачем ему? Он из тех, кто предпочитает чужими руками и гадить, и жар загребать. В прошлом Остромир даже ставил братца в пример Ивану, и бдит на страже его интересов, аки цербер. Такой крик поднял из-за того, что подарок в моем лице прибыл не в царевы закрома, а какому-то посаднику в руки – еле уняли. И то лишь после клятвенного заверения Анта, что царь свое получит. Не змеем, так куницами, не куницами, так бобрами, не бобрами, так… ай, не мое дело, как они собираются рассчитываться. Но напоследок, подтверждая договор, бывший печатник так шарахнул своей палкой о землю – подпрыгнули все, включая тяжелую клетку. Поначалу я списала это на собственное разыгравшееся воображение, но, похоже, все куда серьезней… Что если Остромир уже не играет? Что если он теперь и вправду колдун, и превращение Ивана – его рук дело?
Я медленно подняла голову и сощурилась на яркие блики костра. Трое дружинников грелись возле него, еще двое, притоптывая и похлопывая рукавицами, прохаживались возле клетки. Молодцы, службу несут исправно. От их похвального бдения мне, конечно, не легче, замок в таких условиях не поковыряешь. Да что там замок – я вся как на ладони, потому что никто не удосужился вернуть полог на место. А ведь мне нужно выбираться, срочно, очень срочно! Пока след бывшего печатника не совсем затоптан, пока мой нос еще в состоянии поймать тухловатый душок его шубы и засаленных валенок. Даже дохлой не притвориться, потому что на это нет времени. Как же быть, что делать?