«Да что ж это такое?» – с досадой дергаю стиснутыми плечами и делаю рывок.
* * *
Тонкий короткий взвизг перекрыл общий слаженный вздох:
- Чур меня!..
Вслепую пошарив перед собой ладонью, я наконец нащупала что-то, за что можно было ухватиться, подтянулась и попробовала встать. Моя опора, судорожно дернувшись, резво выскочила из пальцев, и я опять повалилась – носом в сплетение тугих, пахнущих рыбой ячеек. Вот же зараза, а сеть тут откуда? А, точно, меня же ею поймали.
- Святый Боже, это чего ж такое?..
Повторно нашарив, теперь уже под собой, что-то более-менее устойчивое, я оперлась об него и подняла голову. Перед глазами закружились рыжие пятна факелов и темные смазанные силуэты, которые, уплотняясь, понемногу превращались в крепких угрюмых мужиков с дубьем в руках. Слева за их спинами виднелся угол бревенчатого сруба, справа поднимался заиндевевший тын с плотным слежавшимся сугробом под ним. Кажется, мы по-прежнему на заднем дворе гостеприимных хором здешнего посадника, если только это не очередной бред… И я до сих пор опутана сетью и еще чем-то, что неприятно давит на спину и мешает двигаться.
А почему так тихо?
Поднатужившись, я все-таки смогла сесть и повести рукой по лицу, стираясь с него липкую жижу. Вот же гадость! В чем это меня так изгваздали? Неужели в дегте? И теперь перьями сверху посыплют и пронесут по городу в знак победы над страшным чудовищем? Однако по ладони растеклась не вонючая черная гадость, а густая белесая слизь с прожилками крови. Как будто я второй раз на свет родилась, причем, в самом буквальном смысле. И постойте-ка… моя ладонь? Я резко прижала обе руки к лицу, ощупывая себя со всех сторон. Господи, лицо! Человеческое лицо – нос, рот, щеки… Мое лицо! И руки! И плечи! И грудь… грудь?!
Охнув от неожиданности, я поспешно нагнулась и подтянула выше веревочные плетения сети вместе с запутавшейся в них тяжелой и мокрой коричнево-зеленой кожей. Ее длинный, похожий на хвост конец надежно скрывал мои ноги, но почему-то у меня не оставалось сомнений в том, что это были именно ноги, не лапы… Мамочки, я снова человек… если только это не очередной бред.
Мужики отмерли. Один из них, лохматый, будто леший, качнул в мою сторону замызганным топором:
- Глянь, что за кикимора.
- Не гляди! – долетело с другого конца. – Зачарует…
- Небось, не зачарует, – отмахнулся лохматый. – Ин тоже без башки останется.
Без башки? Я сглотнула, только сейчас рассмотрев у него в ногах неровное вытянутое пятно с торчащими ошметками костяного гребня. Мертвая змеиная голова, приоткрыв забитую снегом пасть, неподвижно косила на меня выкаченным глазом. Это… моя? Нет же, моя здесь, на месте! Тогда что это такое?
Дыхание перехватило, и я, запустив руки в намокшие волосы, с надрывом прокричала:
- Да объясните же кто-нибудь, что тут вообще происходит?!
- Ишь ты, заговорила голосом человечьим, – неодобрительно отозвался кто-то. Не сговариваясь, мужики шагнули ближе, все разом, наклоняя факелы. В тусклом оранжевом мареве их лица уродливо кривились, словно жуткие личины с картин Иеронима Босха.
«Все-таки бред, – обреченно подумала я, закрывая глаза и плотнее закутываясь в кожу. – Как не вовремя».
По голым плечам потянуло пронзительным холодом, затылок ощутимо заломило. Приоткрыв один глаз, я испуганно выдохнула и покосилась на тын. Иней, примерзший к неошкуренным бревнам, странно посветлел и потек в стороны острыми стрелами ледяных узоров. От обледеневшего тына повалил густой белый дым, и звонкий треск прокатился по бревнам, как будто внутри каждого взорвалось по петарде.
Бороды и ресницы дворовых обросли снежными махрами, шапки и овчины тулупов побелели, пепельные лица покрылись изморозью. В скрюченных морозом руках один за другим с треском и щелканьем гасли факелы.
Я с усилием пошевелила застывающими губами:
- Кто здесь?
Тын натужно скрипнул и прогнулся. По разъехавшимся бревнам из темноты заструилось что-то еще более темное, переливающееся муаром в отраженном снежном блеске. Длинное черное тело в потеках морозного тумана было похоже на сгустившуюся мглу, когтистые лапы со скрипом впивались в истоптанный снег. Огромные кольца смяли людей, словно бумажные игрушки, неотвратимо заполняя все пространство вокруг, от забора и до пристройки, и укладываясь вокруг меня одно за другим. Огромная рогатая голова описала надо мной полукруг и остановилась совсем близко, а я, глядя на нее, как зачарованная, внезапно подумала – до чего же это все-таки красиво: черный змей, текущий, словно река, в снежной ночи, и только острые рога сияют, как полированное серебро.