Под мокрыми валенками тихо хрустела каменная крошка, тепло и холод накатывали волнами, вгоняя в зубодробительную дрожь. Стуча зубами, я прошла как будто годы и километры, а на самом деле всего несколько десятков маленьких шагов. Темнота сделалась прозрачнее, но не посветлела, а словно раздвинулась, впуская меня в свое гулкое чрево.
…там за речкой тихоструйной есть высокая гора, в ней глубокая нора; в той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный на цепях между столбов. Топ-топ, да в норе гроб… да кривой штырь, да мертвый богатырь.
Толстый синий лед, прозрачный, как слеза, и вправду походил на хрусталь. Неровные наплывы стекали с гладких продолговатых боков ледяного саркофага, сияя собственным мягким светом. В густой сапфировой глубине сияние становилось ярче, обретало четкие формы: голова с темными волосами, античная шея, широкие плечи, руки, крепко сомкнутые на крестовине длинного меча, большое сильное тело, в своей мертвенной неподвижности такое красивое и ладное, как при жизни. В огромной ледяной усыпальнице Властимир был похож на сияющую драгоценность.
От неправильности происходящего у меня перехватило дыхание – сильно, до боли в груди, до нового приступа яростной дрожи. Я не знаю, как это случилось, не могу представить, почему он здесь, но так не должно было быть. Это ненормально, несправедливо, неестественно, в конце концов! Спасители мира не могут лежать, вплавленные в лед, будто муха в янтарь! Это не их дело, не их место! А богатырям вообще не место в гробах, девушки, вроде меня, не должны находить их такими. Все должно быть наоборот!
От злости хотелось изо всех сил заколотить по ледяной крышке, но я сцепила зубы покрепче и сделала шаг назад. Мои руки ходили ходуном, но ярость внутри, достигнув пика, превратилась в подобие такой же сапфировой глыбы, осветившей мне путь холодным огнем. Ненамного, всего на шаг или полтора. Но сейчас и этого хватило.
Я твердо взглянула в лицо Властимира:
- Спасибо тебе. Все в порядке, я вернусь.
И поймав в ладонь золотой ободок, с уверенностью закрыла глаза.
Глава 8
В желании выражается сущность человека.
Б. Спиноза
На этот раз неприятный перелет затянулся, появилось время вновь пожалеть о содеянном – если бы я вообще была в настроении жалеть. Но после увиденного в пещере жалости к чему-либо совсем не испытывалось. Все мои мысли и чувства, все неизрасходованные душевные силы были направлены на одну точку, к которой по воле волшебного кольца я неслась со всей решимостью, и никакая морская (точнее, воздушная) болезнь не могла эту решимость поколебать. Анька в таких случаях говорит: «Вижу цель и иду к ней сквозь стены».
Прибытие ознаменовалось резким ударом в пятки чего-то твердого, новым приступом головокружения, а после него – неожиданным ощущением попадания в бабушкину кладовку. Разве что нафталином не пахло, зато темнота, застойный дух, запах пыли, чувство замкнутого пространства в наличии.
Замерев по стойке смирно, я принялась усиленно соображать. На самом деле соображений было много, поскольку воображение у меня хорошее, а недавние события приучили к тому, что самые непостижимые фантазии могут оказаться суровой реальностью. Но все же кладовка – это не совсем то, что ожидалось. Чуть расслабившись, но по-прежнему благоразумно не трогаясь с места, я попробовала проанализировать ощущения.
Под ногами определенно была не земля, а пол – слишком ровный для деревянного и слишком теплый для каменного. Воздух был неподвижным и довольно затхлым, наполненным застарелыми запахами, словно помещение сроду не проветривали, зато регулярно окуривали чем-то вроде ладана. Хм, неужели церковная кладовка?.. Однако, кроме старого ладана, в воздухе висел тонкий сладковатый душок, похожий на… я с силой потянула носом… да, именно, на розовое масло. Не припомню, чтобы в церквях его употребляли. Зато медовый аромат воска тоже присутствовал, а вместе с ним откуда-то справа потягивало неожиданной свежестью.
Вот и настал момент пожалеть о том, что, набив карманы всякой всячиной, я не озаботилась прихватить крепкий двухметровый посох. Сейчас он очень пригодился бы для простукивания окружающего пространства. Нет, не думаю, что кладовка заставлена взведенными капканами, но кто знает? Голыми руками лучше никуда не лезть и ничего не трогать. Осторожно вытянув ногу, я быстрыми касаниями опробовала пол перед собой. Кажется, удалось нащупать край ковра или довольно толстой дорожки. По ней я со всем предосторожностями двинулась вперед, тараща глаза, словно обалдевший лемур. Через пару крохотных шажков дорожка привела меня к деревянному сундуку с плоской резной крышкой, по углам и ребрам обитой металлом. За ним обнаружился второй, точно такой же, за вторым третий, от первых двух отличавшийся лишь наличием набросанных сверху плоских вытянутых подушечек. Сундуки стояли у стены, покрытой, судя по всему, мозаичными узорами. Это наводило на размышления. Мозаика – не тот вид украшений, который может позволить себе любой дурак. Мозаика в кладовке – это сигнал, я бы сказала, предупредительный выстрел в воздух.