Хотя поначалу, когда меня, оглушенную звуковой атакой, схватили, связали и поволокли в неизвестном направлении, паническая мысль упорно твердила, что кое-кого ждет очередная казнь без суда и следствия. Но пока я судорожно размышляла, сумею ли пережить повторное усекновение головы так же стойко, как первое, или стоит как-то исхитриться и перекинуть кольцо связанными руками, оказалось, что волокут меня вовсе не к топору и плахе, а на высший суд – слава богу, пока еще не столь высокий, как думалось.
Но все же, кажется, самый высокий, какой только может быть в этом мире, решила я, разглядывая герб из роскошной перегородчатой эмали в простенке между окнами. Тому, кто хоть раз держал в руках важку, самую ходовую монету этого мира, данный герб был знаком, как собственное отражение в зеркале – Столп, подпирающий небо, родовой знак святогорских царей. Как удобно, что сейчас указатель прямо перед моим носом, и не надо теряться в догадках, куда меня занесло на сей раз.
Что ж, Святогорье – это даже интересно, здесь я еще не была, хотя много слышала об этом государстве и его правителях. Вспомнить хотя бы историю сватовства мерянского царя Дардана, ныне покойного батюшки царевича Топтыги, к святогорской царевне… Елене, кажется… чтоб мне век премий не видать, если это не она сейчас сидит рядом со своим братом-царем. О ней тоже много чего говорилось: мол, и к замужеству склонности не имеет, и в монастырь собирается, и вообще дева не от мира сего… Готова подтвердить, слухи не врали, весь светлый царевнин образ об этом заявлял прямым текстом. В монастырь ее примут с распростертыми объятьями хоть сейчас – в качестве главной чудотворной реликвии, наилучшего средства привлечения паломников. Наверняка, стоит ей из дворца выйти, как восхищенный народ толпами сбегается… а потому, готова поспорить на свою месячную зарплату, монастырь царевну не дождется. Потому как чистотой и святостью куда удобней козырять из дворца, на контрасте, так сказать. И «Зерцало мира» с собой в обитель не потащишь, слишком уж ценная вещь… ценная и тайная. И как я заметила еще у зеркала, царевна явно любит перед ним засиживаться. Что получается в сухом остатке? Царевна плюс волшебное всевидящее зеркало равно классический сказочный задел. Интересно, прозвище у девицы, часом, не Премудрая ли?..
Резкий толчок под колена вырвал меня из задумчивости. Без толку дернув связанными руками, я распласталась по полу и почувствовала, как спину прижали тупые концы копий
- Да чтоб вас… – от боли в ушибленных коленях хотелось шипеть, но, подняв голову и встретившись взглядом с царем, я передумала. Ну, подумаешь, коленки разбила, в первый раз, что ли? Кажется, меня о чем-то спросили, а я, занятая своими мыслями, не ответила, проявила невежливость перед лицом монаршей особы. Так что тычок был скорее напоминанием о текущем моменте, а вовсе не попыткой меня травмировать… пока. Осознав это, я вежливо переспросила: – Простите, что вы сказали?
Безымянный глава царской стражи отделился от настенной росписи и, согнувшись, приблизился у царю, что-то убежденно ему втолковывая. Из шелестящего потока незнакомых слов я выхватила лишь одно: «берендаэ». Хм, берендеи? Кажется, меня считают берендейской шпионкой? Нет, ну это явно по-гусарски слишком… Ладно, за берендейку мне сходить не впервой, хотя в Берендейском царстве я даже ни разу не была, но остальное – явный же поклеп. Судя по выражению лица, царь тоже не вдохновился этой идеей. Не дослушав проникновенную речь стражника, он ответил коротко и резко, наверное, посоветовал тому подумать еще раз. Потом повернулся к сестре, сидящей с кротким видом, и осведомился… судя по всему, о погоде, которая, видать, не такая замечательная, как царю хотелось бы. Или о здоровье любимой канарейки, внезапно переставшей услаждать нежным щебетом царский слух. Или о налогах за прошлый месяц, не дотянувших до обещанной цифры. Или о том, за каким чертом любезная сестра не следит за своими покоями, позволяя кому ни попадя шастать там и нарушать дворцовый распорядок. В общем, о чем бы ни спрашивал царь, тон его был однозначно неодобрительным. Что в свою очередь вызвало явное раздражение у немолодой царевниной няньки или наперсницы, до сего момента успешно изображавшей скорбное изваяние за спиной своей госпожи. Сменив выражение лица с трагического на негодующее, дама молча впилась яростным взором в царский затылок. На месте царя я поостереглась бы за свой тыл, ибо эта субтильная на вид женщина обладала голосом столь впечатляющей силы, словно в предках у нее числилась сама птица Гамаюн. Мои уши, например, до сих пор побаливали… Но царь, как видно, к взглядам был невосприимчив, зато начальник дворцовой стражи, перехватив этот взгляд, тут же подобрался, словно матерный пес при звуке охотничьего рожка. Интересные у них отношения, однако.