К примеру, последний конец света в этом мире ознаменовался очередным великим потопом, от которого уцелевшие спаслись в этих самых горах, ранее именуемых Пановыми, а позже названных Святогорьем. Конец пришел не только миру дольнему – в Светлой яви тоже многое поменялось. Прежние боги, великие асы, ушли, обрекая себя на вечное заточение в ирийском саду, чтобы исполнить еще более великий и древний закон Единой Правды. Мир, едва не погубленный ими, больше им не принадлежал, и воды потопа смыли почти все следы прошлых дел и деяний. Ушли не только боги, вместе с ними ушло прежнее великое волшебство. А то немногое, что от него осталось, тоже сохранилось здесь, в Святогорье. И долгие годы, даже века это место оставалось священным для людей – не просто царство, но сердце мира, средоточие его новой силы и прежних чудом уцелевших знаний. Святогорские цари по праву могли именоваться великими владыками, ибо в то время выше них был только Вышний бог…
В спину ударило порывом мокрого ветра, я вздрогнула и открыла глаза. Сумерки сгущались, и все больше оранжевых точек загоралось на склонах гор, по берегам озера и на кораблях. Вереница огней, неспешно плывущих над рекой, изгибалась, уходя вверх, и постепенно вливалась в сияющий отраженным молочным светом Царьград. Последняя группа кораблей, проходя гавань, горделиво распустила паруса, на лазурных полотнищах затрепетал ветвями зеленый дуб, символ Лукоморья и Берендейского царства.
Века идут, прежняя слава меркнет, новые государства набирают силу. То же Лукоморье ничуть не менее легендарное место, а берендеи, если вдуматься... чем они хуже святогорцев? Святогорье – все еще первое, но уже среди равных, да. И своенравные диковины понемногу утекают в чужие руки, хотя самые ценные из них по-прежнему здесь, в царьградских сокровищницах. Волшебное всевидящее зерцало. Синь-горюч Камень... лежит, наверное, дожидается своего часа в затхлых кладовых, и деваться ему некуда. А как быть с иными осколками прежнего мира, которых под замком не удержишь? С людьми или почти людьми, такими, как Властимир Ерусланович, богатырь роду ирийского? У этого своя служба, правильнее сказать, служение, и никакой царь ему не указ. Что делать с ним, таким неудобным, не подвластным никому, только Богу одному? Если нельзя посадить его в кладовую, так не лучше ли сразу уложить в гроб и задвинуть подальше, туда, где не ступает нога человека? Я даже знаю такое место, хорошо себя зарекомендовавшее – бывшая гробница Кощея на Змеиной горке. В Темнолесье, из которого года три назад вдруг убрались все змеи… Помнится, я еще голову ломала, почему убрались, отчего? Столько веков жили, не тужили, и на тебе! Бедные змеи, как, наверное, неприятно было им летать и ползать по соседству с нетленным телом главного змееборца всея земли…
«Вот и ответ дикому осленку», – подумала я, зябко вздрагивая на холодном ветру. Да ответ ли? Если сейчас ошибусь, это может дорого обойтись не только мне. Все мои нынешние умозаключения не будут стоить выеденного яйца. И если они - всего лишь игра усталого разума, тогда я оказываюсь кругом не права, а вот царевна Елена – святая праведница, на чью помощь следовало бы уповать всем сердцем. Может еще не поздно?.. Я раскрыла ладонь, растерянно поглядывая на кольцо и прислушиваясь к себе.
Нет. Поздно.
Даже под угрозой местного самострела я не заставлю себя вернуться перед ясные царевнины очи, чтобы о чем-то ее попросить. Просто не смогу. Не желаю! Так что выбора не остается, единственный, на чью помощь можно рассчитывать – это мой самозваный защитник, черный змей. Он обещал найти меня где угодно…
Да найдет ли? Мелькнувшая мысль заставила меня снова похолодеть. Кто мог подсунуть оберег в мой карман, как не Лазарь? В ту жуткую ночь в Хрестцах, когда люди посадника едва не отправили меня обратно в Беловодье, этот кругляш был на змеиной груди, я заметила его, но решила, что привиделось, как многое другое. И сегодня, когда служанка подняла амулет, быстрый блестящий взгляд царевны из-под опущенных ресниц мне тоже не почудился – в этом взгляде было… торжество? А гематитовый амулет в определенном освещении так похож на полированную змеиную чешую… И он сказал, что найдет меня, уж не потому ли сам озаботился оставить на мне метку? Но что, если метка теперь в чужих руках? В руках той, кто знает о древних существах куда более моего. Той, у кого есть волшебное всевидящее зеркало...
Если бы не затекшие колени, я бы наверняка вскочила от внезапного испуга. А так дернулась и завалилась на бок, прижавшись щекой к влажным, засыпанным хвоей камням. Мысли в голове заскакали бешеными блохами, а сердце отстукивало барабанный ритм, требуя немедленно бежать, спасать… Стоп, кого спасать? Свирепого хладодышашего змея, который скалы рушит и не морщится? Хитреца и пролазу, которого хоть в десять узлов завяжи, все равно вывернется? Оборотня, способного принять любое обличие, так что мать родная не отличит? Не слишком ли много я на себя беру?