Теперь быстрее к змею, и слава Богу, что все так легко обошлось.
Полы шубы путались в ногах, растрепавшиеся волосы лезли в лицо. Шапку я где-то посеяла… Да черт с ней, с шапкой, с шубой, с нарядными сапогами, которым теперь ни одна химчистка не поможет. Плевать на все! Я только хочу, чтобы этот чешуйчатый поскорее открыл глаза и сказал что-нибудь. Пусть снова соврет, я не обижусь. Пусть только живет, гад этакий, а остальное неважно. И надеюсь, я быстро забуду то, что здесь случилось, и как он лежал, скорчившись на боку, мертвый, холодный, холоднее льда…
Я уже была рядом с ним, когда неведомая сила вырвала чашу из моих рук, и грозный голос пророкотал, многократно отражаясь от задрожавших стен пещеры:
- Что творишь, девка непотребная?!
9.4
Я резко обернулась.
Пылая синим пламенем, Властимир нависал надо мной, словно грозовое небо. В запавших глазах плясали холодные зарницы, от насквозь мокрого плаща клубами валил пар. Ну, надо же, правда очнулся. Впрочем, наверное, любой очнется, если его невзначай окатить кипятком…
При виде меня по осунувшемуся богатырскому лицу пробежала мучительная судорога.
- Марина?! – выдохнул он пораженно.
- Да, – не стала отрицать я и протянула руки к чаше: – Отдай, пожалуйста.
Богатырь просверлил меня взглядом, потом глянул мне за спину, и его лицо исказилось еще больше:
- Ты!..
- Да, я, я! Между прочим, только что тебя спасла! Отдай чашу!
- Ты – меня спасала? Ах, ты змея подколодная!
От неожиданности я чуть не споткнулась. Ладно, когда меня обзывают незнакомые люди, но этот… Не успел восстать из мертвых, а уже орет, как резанный, морда неблагодарная! Видимо, от лежания в гробу его характер окончательно испортился.
- Да, мы тебя спасли. Потом расскажу, как, а сейчас, пожалуйста, очень прошу, отдай чашу…
Мощная рука смахнула меня в сторону с такой легкостью, что почудилось – еще немного, и попросту размажет о стену, как букашку. Но не размазала, а притиснула к неровному мокрому камню, больно сдавив плечо:
- Я тебя не трону, – пророкотал богатырь над моей макушкой. – Но, видит Вышний, еще хоть слово скажешь…
- Что?
- …сама в гроб ляжешь.
Я подняла глаза. Смотреть на Влеса было страшно. Удивительно, что смерть его так красила, а вот жизнь – не очень. Я даже начинаю жалеть, что его разбудила… От этой мысли губы сами собой растянулись в идиотской ухмылке:
- Да пожалуйста, делай, что хочешь! – Я вернула ему взгляд, не менее яростный, чем его. – Мне без разницы! Только чашу верни, там человек умирает!
- Человек?! – от богатырского рева заложило уши. – Да ты хоть знаешь, с кем спуталась, скудоумная?
- Знаю! Он змей, и что с того? Пока ты дрых, я сама змеей побывала! Утонула! Головы лишилась! А знаешь, кто спасал меня раз за разом? Он! И тебя! Тебя он тоже спас! Умирает сейчас из-за тебя! Да ты можешь понять, голова твоя дубовая… – Я судорожно вдохнула и вдруг разрыдалась, сухо и отчаянно, совсем без слез. – Я прошу тебя, ну, пожалуйста, верни мне чашу… Или сам дай ему живой воды! Совсем немного, ему хватит… Он живучий… Помоги ему! Я очень тебя прошу, слышишь? Ну, пожалуйста, помоги! Человек ты или нет?!
- Совсем ума лишилась! – рявкнул Властимир, отступая. – За кого просишь?
- Какая разница! Просто помоги ему... – Я повисла на богатырской руке, шкрябая по земле носками сапог. – Пожалуйста, помоги!
Негромкий скрипучий смех прокатился по пещере, отскакивая от стен, словно мячик. Вслед за ним незнакомый голос язвительно произнес:
- Эх, брат, сердце у тебя из камня.
Властимир резко шагнул назад, разворачиваясь, и меня развернуло вместе с ним.
Там, где еще недавно стоял гроб, в лужах воды оплывали сизые глыбы льда и блестел мокрыми гранями расколотый каменный помост. Опираясь на него серой сухощавой рукой, с земли неторопливо поднимался человек… Или уже не человек? Покрытая коростой мертвая кожа туго обтягивала торчащие кости, сквозь нее желтели выступающие ребра. Из-под костлявых пальцев по мокрому камню с треском разбегались острые ледяные узоры, белесыми облачками растекался морозный дым. Мертвые волосы клочьями сыпались с черепа, прилипали к мосластым плечам, к впалой груди.