Я проглотила горький комок, чувствуя, как внутри все замирает от безнадежности.
Утвердивших на ногах, чудовище подняло голову, и на меня тяжело глянули свинцовые бельма глаз.
- Что, Властимир, пожалел для брата водицы? – Монстр ощерил крупные редкие зубы, продолжая морозить меня взглядом.
- Не брат ты мне, погань смердячая, – глухо отозвался богатырь.
- Да, не в первый раз от тебя слышу. Ну, как знаешь. Я тебя всегда по-братски принять готов, только скажи…
- Пасть закрой, – на голос богатыря свод пещеры отозвался низким утробным гулом.
- Не надоело одно твердить? Не первый раз с тобой сходимся, а ты новых слов никак найти не можешь.
- Нам с тобой говорить не о чем.
- И то верно, – согласилось чудовище, делая шаг. Я и моргнуть не успела, как оно оказалось рядом, мертвой хваткой стиснув мою руку чуть ниже плеча. Острые иглы холода болезненно впились в кожу, прошив меховой рукав. Я охнула и ощутила, как с другой стороны сдавила локоть тяжелая богатырская длань.
Монстр желчно оскалился:
- Что, брат, не вернулась еще прежняя сила? Ну, да ладно, пощажу тебя на сей раз, не трону. Только девку отпусти, она теперь моя.
- Твоя девка – смерть, с ней и милуйся, – пророкотал Властимир, еще сильнее наливаясь синим огнем.
- Короткая у тебя память… Я бессмертный, забыл? – Черная мгла, холодная, как могила, облекла монстра широким плащом, клубясь, потекла по пещере. – Мое имя Кош, кость земли, вечная, несокрушимая… Без меня и миру не жить, а мир помрет – так я все равно останусь. Хочешь со мной поспорить? Давай. Разомнемся, как прежде, а?
Чудовище сделало шаг назад, пригибаясь, богатырь зеркально повторил его движение, но никто даже не подумал меня отпустить. Растянутая между ними, я беспомощно дернулась, чувствуя, как одну половину тела сводит от жгучего холода, а другую припекает, будто в духовке. Левый рукав шубы задубел, покрывшись изморозью, от правого же вовсю тянуло паленым.
- Эй, вы! – собрав остаток сил, я включила командный голос и едва не поперхнулась. – Отпустили меня оба… Оба!
Затянутые бельмами глаза чудовища встретились с моими, и в них вдруг мелькнул знакомый отблеск коричнево-зеленых лесных озер.
- Ой ты, дева красная, лебедь черная, звезда вечерняя, – негромко и ласково произнес он, едва шевеля покрытыми коростой губами. – Ты приди к Кощею в золотой чертог, ты пойди, Марина, за Кощея замуж. Нет сильнее моей любви. В черном замке на черном троне будешь ты алмазом сиять… Мы совьем, лебедушка, по гнездышку, и устелем его черным бархатом, и украсим его чистым золотом… Дай руку, любушка, будь со мной.
Я смотрела на него, не моргая, чувствуя, как глаза горят от глубоко спрятанных слез. Самая большая жизненная несправедливость стояла сейчас передо мной, стискивала мою онемевшую руку железными пальцами, обдавала меня гнилостным дыханием. Хотелось заплакать навзрыд, глотая сопли, но даже слезы сейчас казались недоступной роскошью.
- Отпусти, – тихо произнесла я.
Кощей слегка склонил голову на бок, будто прислушиваясь.
- Не отпущу! – вдруг проскрипел он, вновь показав зубы.
С яростным криком Властимир ударил его крестовиной меча, целя в лицо. Синие молнии сорвались с тяжелой рукояти и тотчас бесследно растворились в густой черной мгле. Заскрежетав смехом, Кощея ответил на удар. Меня мотнуло из стороны в сторону, по лицу одна за другой прокатились волны жара и холода. Потом в грудь будто лягнули железным копытом, и я, словно с силой запущенный теннисный мячик, вылетела из разорванной надвое шубы и врезалась в стену.
И тотчас свет и тьма схлестнулись надо мной в вековечной битве, и каменный свод задрожал, раскалываясь под тяжестью сокрушительных ударов.
«Да твою ж мать», – подумала я и наконец потеряла сознание.
* * *
Холодный ветер снова привел меня в чувство. Плотная ткань, укрывавшая голову, неприятно натирала замерзшую щеку, в затекшую шею отдавало при каждом движении. Остальные части тела тоже охотно отзывались болью, одни сильнее, другие слабее – но болело абсолютно все.
«Болит это хорошо, – вяло подумала я, пытаясь стянуть с лица покрывало. – Значит, я еще жива...»