Основываясь на постоянных и определенных указаниях Ваших и Ваших предшественников по возглавлению РОВСоюза, а также и Вашем полном одобрении тому, что после переворота 30 января с.г. в Германии я и мои друзья предложили наше содействие в борьбе против коммунистов германской власти, я в последнее время вошел в частные переговоры с представителем соответствующего учреждения Германской Национал-Социалистической партии по вопросу о совместных действиях против большевиков.
В данный момент они выразили настоятельное желание получить от нас по возможности разработанный план тех действий, которые мы предполагали бы желательным осуществить совместно с германскими национал-социалистами в направлении к уничтожению большевистской власти в России, как в направлении усиления при помощи немцев внутренней работы в России по всем направлениям, пока при сохранении полной тайны наших взаимоотношений с немцами, а потом и возможной интервенционной деятельности в широком масштабе уже даст Бог не в такой тайне. Думаю, что последнее будет возможно, так как взаимоотношения между Германским правительством и властью большевиков в СССР едва ли долго смогут продолжаться в том виде, в каком они находятся сейчас. Я лично не сомневаюсь, что инициатива грядущего разрыва будет принадлежать большевикам, которые своей агитации и происков в толще немецких коммунистов оставить просто не могут.
С переходом переговоров в следующую, так сказать в официальную, стадию все лица, принимающие в них участие, как нами о том было оговорено, получат гарантии в том, что с ними не может повториться недоразумение, подобное тому, которое привело к моему аресту. Это совершенно необходимо, так как хотя мы, конечно, и примем все меры, дабы сведения о переговорах не просочились в эмигрантскую массу — все же вполне гарантировать от слухов мы не сможем. А каждый слух приведет к появлению против каждого из лиц, причастных к переговорам, такого количества доносов и клеветы со стороны большевиков, что вся масса доносов против меня покажется игрушкой.
Резюмируя все — я хочу подчеркнуть, что пока дальше частных переговоров дело не шло и я не находил и не нахожу возможным до полной ликвидации моего «дела» переводить их на официальный путь. Мне пока неясно, в какой степени руководящие круги партии заинтересованы в этом вопросе, но, повторяю, я считаю совместную работу между нами и национал-социалистами настолько естественной, что охотно пошел на переговоры, но конечно же не счел возможным в вопросе о возможном плане действий говорить только от себя, так как в этом случае моя ориентировка и мое личное мнение может разойтись с Вашими мыслями и решениями. Получить эти последние в той или иной форме направленными непосредственно ко мне я и хочу.
За других отвечать не могу, но я знаю, почему я непримирим по отношению к большевикам, захватившим власть над русским народом и над Российским государством, и почему мы — русские эмигранты — должны быть непримиримы.
Я не могу примириться с существующим положением в России потому, что в доме моих родителей с детских лет я был воспитан как верующий христианин, в правилах уважения к человеческой личности, безразлично, был ли человек в социальном отношении выше или ниже; чувство справедливости во взаимоотношениях с людьми, явное понимание различия между Добром и Злом, искренностью и обманом, правдой и ложью, человеколюбием и звериной жестокостью, — вот те основы, которые внушались мне с детства.
Кадетский корпус, Кавалерийское училище и полк, в котором я имел честь и счастье служить, заострили во мне чувство любви к Родине, чувство долга перед Россией и преданности ее Государю как носителю верховной державной власти, воплощающему в себе высший идеал служения России на благо русского народа.
Детство мое протекало под непосредственными отзвуками великих реформ Царя-Освободителя: освобождение 40 миллионов крестьян от крепостной зависимости одним росчерком пера русского Самодержца, когда в то же самое время в просвещенных и демократических Североамериканских Соединенных Штатах освобождение негров от рабства потребовало четырехлетней кровопролитной гражданской войны; суд скорый, правый, милостивый и независимый, подобного которому, как мы теперь увидали воочию, не знают культурнейшие страны Европы и Америки; Земская реформа, обновившая всесторонне жизнь в провинции на необъятных пространствах Российского государства и давшая такое самоуправление, которого тоже не знают цивилизованные критики русских порядков; и, наконец, жертвенный порыв, объединивший в одном стремлении сердце Государя, политику правительства и настроение народных масс для освобождения единоверных братьев славян — сербов, болгар, черногорцев — от векового жестокого турецкого ига, — вот те крупнейшие события из государственной жизни России, которые, воспринятые в детском возрасте, оставили во мне след на всю жизнь.