– Вот такая ботва с колючей проволокой, – грустно завершил свое повествование поникший Шалавин. – А меня в последнее время уже и выслушивать перестали… Все отмахиваются… И выхода никакого не осталось, кроме как в петлю… Я уже наводил справки: если меня не станет раньше выселения, то мать может по закону остаться проживать в своем доме до смерти. Так что…
Судя по его тону, свою судьбу, несмотря на весь прижизненный оптимизм и веру в человечество, Жора уже решил. И уже ни на кого не надеялся. Даже на своего друга детства. Потому что смотрел на его босые ноги весьма красноречиво и явно не верил, что тот «на задании».
Вот и повисла длинная пауза в разговоре.
В немалых моральных затруднениях и в сомнениях этического толка оказался Роман Григорьевич Ландер. По внешнему виду смотрелся он как глубоко задумавшийся человек. На самом деле он вел интенсивную беседу, чуть ли не переходящую в ругань с находящимся у него в кармане шорт дельтангом:
«И как я ему могу помочь?! Сам в роли прячущегося «бывшего конторщика» нахожусь. Еще недели полторы, а то и две мне желательно сидеть на попе ровно и нигде не светиться. Тем более на родине. Иначе меня уберут походя, потому что я в списке тех, кто якобы что-то, когда-то мог узнать нечто слишком тайное».
«Еще скажи, что ты не знаешь точную причину для твоего устранения?»
«Скажем так, догадываюсь. Но сути это не меняет, я там все равно сбоку припека и на великой афере по дележу партийных денег ни копейки не хапнул».
«Ладно, не хочешь пока рассказывать, поговорим потом, – наступал Никита Трофимович. – А вот если другу детства не поможешь и тот в петлю сунется, потом совесть не загрызет?»
«О! Она меня уже проедает! – признался Ландер. – Только что я могу сделать? Босой! Без копейки за душой! И без всякой возможности опереться на отработанные связи, на старых коллег по работе и на местные силы правопорядка. Чем могу помочь? Разве что выдернуть табуретку из-под ног висельника?..»
«Не будь циником, тебе не идет…»
«Много ты, Дед, понимаешь, что мне идет, а что нет!»
«Ха! Что мне понимать, если я почти всю глубину твоих эмоций ощущаю! – неожиданно заявил Шенгаут. – И мне кажется, ты обязательно что-нибудь дельное придумаешь. И хоть ругаешься в адрес Шалавина, хоть плюешься в его сторону и обзываешь полным дебилоидом, все равно тебе его жалко до слез…»
«Жалко?! Еще и до слез?!» – мысленно выкрикнул Роман, тогда как вслух сказал совсем иное:
– Знаешь что, Жора! Деловой ты наш. Давай будем действовать последовательно. Вначале обуй меня, одень, накорми и напои. И только потом я смогу нормально головой работать. А то сутки во рту маковой росинки не было… Если не больше!
– Извини! – спохватился Шалавин. Вскочил из-за стола и увлек за собой в спальню. – Ты ведь знаешь, я люблю деловой… м-м, простой стиль. Особых изысков у меня нет, да и в плечах все мое будет тебе тесновато. Зато размер обуви у нас одинаковый! Вот, смотри какие хорошие ботинки… Почти новые…
В его личном шкафу отыскались летние сандалии, но они нуждались в ремонте: следовало их зашить в нескольких местах. Туфли оказались только с одним каблуком. Вторые туфли скромно так смотрелись на хозяине. Так что из обуви только и оставались, что прочные, демисезонные ботинки. Хотя сказать, что они почти новые, мог очень и очень жадный человек. Или чрезмерно бережливый. Хорошо хоть носки отыскались почти целые, всего с несколькими дырочками. Зато чистые!
С брюками оказалось полегче: имелся огромный выбор из трех пар. Подошли серого цвета, хоть как-то сочетающиеся с совсем не летними ботинками.
Достойная по плечам рубашка отыскалась только одна. В клетку, на короткий рукав и навыпуск. Хорошо хоть имела сразу четыре кармана. А два из них на груди, застегиваемые на молнии, вообще оказались из легкой пластиковой ткани, обычно пускаемой на фату. Незаметно помещенный в один из этих карманов дельтанг возрадовался как ребенок:
«Ух ты! Здорово! Я теперь и видеть могу твоих собеседников! Да и вообще все вокруг просматривать!»
«Пользы с этого, как с лысого попа в партизанском отряде! – понеслось в ответ недовольное брюзжание. – Если на кухне у Жоры такой же голяк, как у него в шкафу, то придется в иное место мчаться для позднего ужина».
«Неужели русский человек станет стеснять себя в питании?»
«Видишь ли, Трофимыч, синоним «деловой» не всегда соответствует синониму «сытый», – заметил Роман, вспоминая с досадой: – А еще с этим идиотом его мама живет. Добрейшая и душевная женщина, но сына дураком вырастила. И, скорей всего, тоже сидит на вынужденной диете…»