— Пойдемте взглянем на них.
Шофер лежал на спине прямо у входной двери. Его коричневое горло было перерезано почти до позвоночника. Его ружье лежало под ним. Я вытащил его и осмотрел. Из него не стреляли.
Дворецкий Брофи лежал наверху, скрючившись у ножки одного из столов, на которых были разложены подарки. Его пистолет исчез. Я перевернул тело, распрямил его и обнаружил в груди отверстие от пули. Одежда вокруг отверстия была сильно опалена.
Большинство подарков осталось на месте. Исчезли наиболее ценные. Остальные лежали в беспорядке, разбросанные как попало, без оберток.
— Как выглядел тот, которого вы видели? — спросил я.
— Я не очень хорошо рассмотрел его, — ответил Хендрикссон. — В нашей комнате не было света. Это была просто темная фигура, освещенная пламенем свечи, горевшей в холле. Большой мужчина в черном резиновом плаще, в чем-то похожем на черную маску, которая закрывала его лицо и всю голову, с маленькими дырочками для глаз.
— Без шляпы?
— Да, только маска.
Когда мы вновь спустились вниз, я вкратце рассказал Хендрикссону о том, что видел, слышал и делал с того момента, когда покинул его. Особо рассказывать было нечего.
— Вы думаете, что сможете получить информацию о других от того, кого вы поймали? — спросил он, когда я собрался уходить.
— Нет. Но надеюсь выловить и остальных.
Когда я, хромая, добрался до главной улицы Коффигнела, она была переполнена людьми. Отряд моряков с Мэр-Айленд был уже там, там же находились люди из морской полиции Сан-Франциско. Возбужденные горожане всех степеней полуодетости бурлили вокруг них. Сотни голосов говорили одновременно, пересказывая свои приключения, подвиги и неудачи, впечатления. Слова «пулемет», «бомба», «бандит», «машина», «выстрел», «динамит» и «убит» произносились снова и снова различными голосами и с различными интонациями.
Банк был почти полностью разрушен зарядом, который разнес хранилище. Ювелирный магазин тоже превратился в развалины. Бакалейный магазин напротив служил полевым госпиталем. Два врача усиленно трудились там, перевязывая пострадавших жителей.
Я увидел знакомое лицо под форменной фуражкой — сержант Рош из портовой полиции — и протиснулся к нему сквозь толпу.
— Только что прибыл? — спросил он, пожимая мне руку. — Или находился здесь с самого начала?
— С самого начала.
— Что знаешь?
— Все.
— Кто же видел частного детектива, который бы всего не знал? — пошутил он, пока я выводил его из толпы.
— А вы, ребята, не встретили в заливе пустую лодку? — спросил я, когда мы отошли подальше от посторонних ушей.
— Пустые лодки плавали по заливу всю ночь, — ответил Рош.
Об этом я не подумал.
— Где сейчас ваша лодка? — спросил я.
— В море, пытается поймать бандитов. Я остался с парой человек, чтобы оказать помощь здесь.
— Тебе повезло, — сказал я. — Глянь-ка на ту сторону улицы. Видишь бравого старика с черными бакенбардами рядом с аптекой?
Там стоял генерал Плешков вместе с женщиной, падавшей в обморок, молодым русским, окровавленная щека которого заставила ее потерять сознание, и бледным, пухлым мужчиной лет сорока с небольшим, который был с ними на приеме. Поодаль стоял здоровяк Игнатий, двое слуг-мужчин, которых я видел в доме, и еще один человек, который, очевидно, тоже был слугой. Они переговаривались между собой и глядели на взволнованные гримасы владельца собственности, который с покрасневшим от возбуждения лицом объяснял подтянутому лейтенанту из морской пехоты, что это его личный автомобиль угнали бандиты и установили на нем пулемет и что он думает по этому поводу.
— Да, — сказал Рош. — Я вижу твоего парня с бакенбардами.
— Ну вот, это твоя добыча. Женщина и двое мужчин рядом с ним тоже твоя добыча. И четверо русских, стоящих слева, заслуживают твоего внимания еще больше. Тут кое-кого не хватает, но я позабочусь об этом. Переговори с лейтенантом и окружайте этих пташек, не давая им шансов вырваться. Они думают, что пребывают сейчас в полной безопасности.
— А ты уверен в этом? — спросил сержант.
— Не будь идиотом! — прорычал я, как будто никогда в жизни не делал ошибок.
Я стоял, опершись на здоровую ногу. Когда я перенес вес на другую, чтобы повернуться, боль отдалась во всей ноге до бедра. Я сжал покрепче зубы и с трудом начал пробираться сквозь толпу на другую сторону улицы.