Выбрать главу

После этого Туман-хан обратился к Айне-хану и сказал: «Ваши отцы и деды всегда были илем с нашими отцами и дедами и подчинялись им. Но твой сын вынашивал против нас дурные мысли и поэтому я приказал казнить его. Теперь, если ты с открытой душой договоришься со мной и как прежде будешь нам покорно и честно высылать подати, то в этом случае я отдам эту страну тебе»[281].

Как только Айне-хан заявил, что он всем сердцем будет покорен Туман-хану, последний передал ему этот вилайет. Он с большим удовольствием отправил его назад, а сам возвратился в свою столицу[282].

Когда он увидел лицо своего ребенка, то от радости и счастья не знал что и делать.

В течение некоторого времени он совместно с Кел Эрки-ханом справедливо и честно вершил дела.

Когда прошло еще какое-то время и его сын Кайи Явкуй вырос и возмужал, он однажды играл с одним юношей на берегу реки. Разозлившись на своего товарища, он схватил тонкую, как камышевая тростинка [называемую среди тюрок «шипом» — тикан], траву с тремя концами, ударил ею своего товарища и рассек его, как тростинку надвое. Надо сказать, что концы этой травы остры, как алмаз. Когда он ударил его этой травой, то этими режущими концами было перерезано его горло[283]. Все, кто увидели то были ошеломлены.

Когда Туман-хан узнал об этом, он сказал: «Во всяком случае мой сын обретет силу от господа и повелел:

«Пусть он после этого зовется Тикен Биле Эр Бичкен Кайи Явкуй-ханом!». Это означает: [человек, который отсек голову другого колючей травой][284].

Через некоторое время, когда Кел Эрки-хан вместе с Туман-ханом восседали на престоле, был дан той, на котором присутствовал, и сын Туман-хана. Здесь в присутствии, всех сын сказал Кел Эрки-хану: «Восседать на этом престоле — право моего отца. А ты уже давно стал его хозяином. Когда вырос мой отец, ты выдал за него свою дочь — мою мать с целью продолжать сидеть на троне и властвовать. А теперь вырос и я, а ты изрядно постарел. Неужели не пришло время сойти тебе с престола и возвратить его владельцу? Каждый ребенок и взрослый знает, что престол по праву принадлежит нам. Отныне на престоле не сиди, чтобы дружба и сотрудничество между нами не превратились во вражду и раздор!».

Когда Кел Эрки-хан услышал эти слова, он некоторое время молчал, а потом сказал так: «Я должен был передать тебе престол до того, как услышал произнесенные тобой эти слова, прямо тогда, когда ты разрезал человека надвое. Но ты успел раньше меня и говоришь правду — что мне еще сказать![285]».

На следующий день Кел Эрки-хан устроил большой той. Золотой шатер, доставшийся Туман-хану от отцов, возвели рядом с другими шатрами. Кел Эрки-хан позвал Коркута, всех родичей (уруг) Огуза, старейшин (акабир) и других знатных людей и сказал так: «Я сижу на этом престоле тридцать два года[286]. Сегодня право принадлежит Туман-хану и оно перешло к нему от его отца. Если бы у человека из нашего рода (уруг) было желание стать падишахом, то это было, бы пустым желанием. Престола падишаха достойны те люди, которые избраны для этого Всевышним господом и те, кто происходят из их рода. И, несомненно, что те, кто происходят из этого рода, совсем не могут ошибаться, я же ошибиться могу. Поэтому пусть тот, кто за время моего тридцатидвухлетнего пребывания на престоле обиделся на меня, скажет об этом!».

Все сидящие там единодушно ответили: «Все мы довольны и удовлетворены всеми твоими действиями. На подол наших душ не упала даже песчинка недовольства тобой!».

(л. 599а) Затем он вернул Туман-хану престол и сказал: «Я отдаю тебе престол с таким условием, чтобы они поступали так же, как поступали их отцы и, чтобы они ке отступали от справедливости и правосудия. Так как поступали мы!».

Закончив свою речь, он в шутку сказал своему внуку Кали Явкуйу: «О сын моей дочери! В конце концов ты стал моим врагом и недругом. Давай-ка с радостью садись на престол!».

Ребенку в это время было девять лет. В ответ он сказал: «У меня по этому поводу есть разговор и совет (кенгеш) с моим отцом. Завтра наш день, мы знаем, что нам делать, и не нуждаемся в твоих словах!».

Когда все те, кто приехал на той, стали готовиться к разъезду и седлать коней (тогамиши), ночью, во время совещания с отцом, сын сказал ему: «Будет неверным, если сын сядет на престол при жизни отца. Ты созови той и садись на престол, а я сяду на престол по твоему приказу только когда ты постареешь!».

вернуться

281

Абу-л-Гази (с. 59): «Кёль-Эрки, дав клятву, послал сказать. Айне: «Это зло сделал не ты, а твой сын; он получил свое возмездие. Теперь мы с тобою братья. Приди и будь хозяином своего юрта, а я возвращаюсь [домой]».

вернуться

282

У Абу-л-Гази (с. 59): «Посланец пошел и передал все эти слова. Айне, поверив, пришел и свиделся с Коль-Эрки. Коль-Эрки» передав [ему] его юрт, пустился [в обратный путь] и пришел в свой собственный юрт».

вернуться

283

У Абу-л-Гази (с. 59—60): «Однажды, забавляясь с джигитами на берегу реки, он подрался с одним джигитом. И со словами "Я убью его" принялся искать что-нибудь (подходящее); поблизости ничего, кроме кызгана, не нашел; схватил его за конец, и вырвав [с корнем], ударил им того джигита по шее, сломал ему шею; тот умер». Кызган — колючий кустарник, растущий в долине Амударьи в Мургаба (А. И. Кононов, с. 200—201, прим. 142).

вернуться

284

У Абу-л-Гази (с, 60): «Туман сказал: «До сего времена этого молодца мы звали Иавлы, а теперь его следует называть. Канлы (кровавый) — Йавлы». И после этого все его называли Канлы-Йавлы».

вернуться

285

У Абу-л-Гази (с. 60): «Однажды Коль-Эрки-хан сидел в палатке, там же находился и Туман. В дверь вошел Канлы-Йавлы, сел посередине и, глядя на Коль-Эрки, сказал: «О, дедушка! Престол, на котором ты сидишь, принадлежит моему деду Дуйлы-Кайы. До сего времени ты не отдавал [его] под тем предлогом, что мой отец Туман молод, а почему теперь не отдаешь?». Коль-Эрки-хан долго сидел, понурив голову. Немного спустя он поднял голову и сказал: «Я ожидал от тебя, что [ты] скажешь эти слова раньше, именно в тот день, когда ты [кызганом] с колючками сломал шею [тому] человеку. Ты правильно говоришь. Ладно! Хорошо! Теперь царство] надлежит передать твоему отцу».

вернуться

286

У Абу-л-Гази (с. 60): «35 лет».