Ренуар слышал от Шоке другой рассказ про Дюма. Это случилось еще до успеха «Дамы с камелиями». Сын был очень молод. Как-то он без предупреждения зашел в гостиную отца. Тот с увлечением целовался с юной особой, сидевшей голенькой у него на коленях. «Отец, — воскликнул сын, — вы поступаете недостойно!» — «Сын мой, — ответил отец, указывая величественным жестом на дверь, — относитесь с уважением к моим сединам!»
Ренуар жалел, что не знал Дюма-отца ближе. «Что за жизнь он прожил! Подумать только — быть сыном человека, который одновременно оказался наполеоновским генералом и негром, — это развивает воображение!» Он восхищался выправкой черной расы. «Им везет, они еще не забыли, как двигаться. Только они еще умеют носить мундир; Отелло, несомненно, был великолепен! И что за чудесный человек сам старик Дюма! Он, оказывается, плакал в тот день, когда ему пришлось убить Портоса!»
Отец раза два упоминал мне про нижний этаж дома на улице Монсей, где он жил одно время. Было ли это в период улицы Сен-Жорж или до того? Я склоняюсь к первой версии. В те годы скромную квартиру можно было нанять за гроши. Если мотив увлекал Ренуара, он любил находиться с ним «нос к носу». Именно потому он и переселился на улицу Корто, когда писал «Мулен де ла Галетт»[120] и некоторые монмартрские полотна. Вся его меблировка состояла из тюфяка, который укладывался на пол, стола, одного стула, некрашеного комода и печки для натурщицы. При перемене адреса, он расставался с этим имуществом. Мастерская на улице Сен-Жорж служила постоянным пристанищем, где хранились накапливавшиеся картины. Возможно, он снимал помещение на улице Монсей, чтобы избавиться от многочисленных посетителей, которых приводил к нему брат Эдмон, энергично развивавший свою журналистскую деятельность. Ренуар не любил, чтобы его отвлекали раньше, чем «после сеанса». Вероятно также, что это была пора одного из тех кризисов, «когда я не мог видеть накрахмаленной манишки… вид лакея делал меня больным». Бегство, исчезновение были методом, к которому он часто прибегал, чтобы «не дать себя слопать!»
Район улицы Монсей пользовался дурной славой. Застава Клиши служила местом сборища апашей. Там, где сейчас разветвляются авеню Клиши и Сент-Уан, все было застроено домишками, в которых жили главным образом тряпичники, равно как и представители менее почетных профессий. Сутенеры еще носили картуз с козырьком, брюки в обтяжку, туфли без задка и бачки. Проститутки щеголяли в коротких узких юбках из блестящего шелка и прятали деньги в чулок. «Я словно перенесся в песенку Брюана». Натурщица Анжель сказала ему о маленькой дешевой квартире с палисадником, удобным для работы. Ренуар пошел посмотреть. Его пленила старая яблоня, с подвешенными к толстому суку детскими качелями, и он снял квартиру, не заботясь о соседстве. Однажды, когда он возвращался вечером домой, на него напали хулиганы. Он попытался от них убежать, но, несмотря на резвые ноги, они его настигли и приперли к какой-то калитке. Вдруг один из хулиганов его узнал. «Это мсье Ренуар!» Такое подтверждение его знаменитости наполнило отца гордостью. Апаш продолжал: «Я вас видел с Анжель. Не станем же мы выпускать кишки ее приятелю, — и добавил: — район ненадежный. Мы проводим вас до дома!» Анжель, прелестная натурщица, изображенная в картине «Женщина с кошкой». «Она божественно позировала», принадлежала целиком этой среде. К Ренуару она относилась с трогательной преданностью. Угадав его денежные затруднения, когда пришел срок платить за квартиру, она предложила ему «пойти на бульвар». Отцу с трудом удалось отклонить неожиданную помощь. В период создания «Завтрака лодочников» Анжель «подцепила» молодого человека из хорошей семьи, который на ней женился. Спустя несколько лет она пришла навестить своего «патрона». Ее сопровождал муж: то была чета типичных провинциальных буржуа, чопорных, одетых в темное, старавшихся выражаться изысканно. Воспользовавшись тем, что Арман углубился в созерцание картины, она шепнула Ренуару на ухо: «Арман знает, что я позировала голой и (краснея)… что у меня были дурные знакомства. Но он не знает, что я говорила „дерьмо“!»
На все время работы над картиной «Мулен де ла Галетт» Ренуар поселился в стареньком домишке на улице Корто. «Я отдавал дань увлечению наброскам на натуре, точно так же как Золя разъезжал в коляске по полям Бос, прежде чем писать „Землю“»[121]. Мне не известно, насколько Золя сближался с босскими крестьянами, но я знаю, что деревня Монмартр всецело завладела моим отцом. «Она тогда еще не знала „живописности“». В деревне жили мелкие буржуа, привлеченные свежим воздухом и скромной квартирной платой, немногочисленные земледельцы и главным образом рабочие семьи, чьи девушки и парни ежедневно спускались с северного склона холма, чтобы «губить свои легкие» на вновь открытых заводах Сент-Уана. Появились кабачки, и среди них «Мулен де ла Галетт», где в субботу вечером и по воскресеньям мидинетки и продавцы галантерейных магазинов северных кварталов Парижа собирались потанцевать. Нынешних построек «Мулена» не существовало. Это был обыкновенный сарай, наспех построенный между двумя ветряными мельницами, которые только что прекратили свою давнишнюю мукомольную деятельность. Заводские трубы понемногу вытеснили хлебные поля из равнины Сен-Дени, и монмартрским жерновам не стало зерна для помола. По счастью, продажа лимонада спасла эти чудесные остатки старины от сноса. Ренуар обожал это место, где очень ярко и типично проявлялась «бесхитростная» сторона характера парижского народа, когда он веселится. «Свобода обращения, которая никогда не переходит в распутство… и непосредственность, никогда не граничащая с вульгарностью!»
120
121
Собирая материал для романа «Земля» (1887) Золя жил в городках провинции Бос, Клуа и Шатоден.