Если Серегу просто штормило, а траектория движений не напоминала ломаную, использовался план «А». Дети – в кроватях, мать – на кухне. Но если Петрова бросало из стороны в сторону, а руки его периодически сжимались в кулаки, в действие вступал план «Б», завершавшийся «полнейшей капитуляцией перед лицом врага». Семья организованно покидала квартиру, рассредоточиваясь по подъезду: кто – к соседям, кто – на чердак и по нему в соседний подъезд, кто – под лестницу. Могло не повезти только в одном случае. Нет, в двух. Петров либо проскальзывал незамеченным (такое тоже бывало), либо у соседей случались свои святки (примерно с той же периодичностью, что и в семье начальника участка). Тогда наступало время «Ч», для которого существовала своя методическая разработка. В соответствии с ней на первое место выдвигались такие навыки, как сноровка, реакция и быстрота движений. Участникам операции приходилось рассчитывать только на себя либо на судьбу: если уж пришибет, то не до смерти и не всех.
Разве не понятен теперь Люсин выбор? Жизнь без отца рисовалась ей удивительно спокойной, безопасной и приятной. Откуда было знать глупой девочке, что родители – это навсегда? Серега Петров сжимал кулак, встряхивал головой и рычал сквозь зубы: «Я своих детей не бросаю. И Людку не брошу, хоть она меня и продала». Сколько раз маленькая Петрова мечтала об обратном: чтобы бросил, чтобы забыл, чтобы исчез. Куда там! Нависал над нею скалой, источающей запах перегара, и шипел в маленькое ушко: «Ты мне всю жизнь сломала. Связала по рукам и ногам. Продала меня за здорово живешь. Змея подколодная…»
Люся сжималась. Втягивала голову в плечи. Задерживала дыхание и замирала. Она готова была умереть. Здесь, сразу, на месте. Лишь бы не слышать этот громовой шепот и не видеть огнедышащее чудовище. Но Богу так не было угодно. Петров встряхивал дочь за плечи, подпускал матерку и, тяжело ступая, выходил из комнаты. Девочка еще долго сидела на раскаленном стуле, уставившись в одну точку. И только в очередной раз сползавшие с носа очки возвращали ее к жизни. Люся их поправляла и начинала дышать.
Стоит ли говорить, что она не любила находиться у бабушки, матери Петрова? Но иногда это бывало полезно. В бабушкиной квартире Люся узнавала новости не только о жизни шахтерского городка, но и о личной жизни начальника участка. Разведясь с Леной, Петров свил гнездо с пылкой блондинкой – матерью шестнадцатилетней девицы. Падчерица приняла отчима с распростертыми объятиями: страстно и с удовольствием. Серега не сопротивлялся – в его жизни еще не было ситуации, когда работа над продолжением рода длилась почти круглые сутки. Сожительница и ее дочь трудились по сменам, правда, до определенного момента: пока утомленные чужой страстью соседи не раскрыли глаза ни о чем не подозревавшей женщине. Возмущению обманутой жены не было предела. Запахло уголовным делом, и Серега приуныл. Он-то прекрасно понимал, что может быть привлечен по статье за растление малолетних, и неважно, что несовершеннолетняя Лолита к моменту встречи с ним бесповоротно утратила девственность. Что ж, за счастье нужно платить.
Петров приходил к матери трезвым. Плотно закрывал дверь в комнату («чтоб Людка не слыхала») и шепотом рассказывал родительнице о ходе переговоров с негодующей блондинкой. Та жаждала мести, а Серега – свободы. Казалось, конца истории не будет. Счастливого, разумеется, конца. Но в один прекрасный день Люся, вернувшаяся из школы, застала картину, от которой ее перекосило: на пятиметровой кухне всхлипывала, причитая, бабка и утирала засаленными концами платка мутные слезы в уголках глаз. «Слава богу! Слава богу, Сереженька». А Сереженька сжимал в шахтерском кулаке стакан и кивал, словно конь перед стойлом: «Да уж, мать. Пронесло».
Не веря в удачу, Петров заторопился покинуть вверенный ему участок. А может, инстинкт погнал его в дорогу или начался очередной брачный период в жизни шахтерского парня? Люся этого не знала, но искренне радовалась отъезду родителя, старательно скрывая от бабушки истинные чувства. Теперь у нее начнется новая жизнь. (А Петров вскоре совьет очередное гнездо с женщиной по имени Римма, и та родит ему четырех сыновей далеко-далеко от злополучного городка.)
Девочка Люся запомнит только еще одну встречу с отцом-бродягой. Встречу, которая могла стать последней в ее жизни, совсем последней.
Мама Лена играла свадьбу – женился один из ее сыновей. Какой черт принес в неурочный час Серегу Петрова, уже никто и не вспомнит. В числе приглашенных его, конечно, не было. В ненавистное место Серегу привело явно не желание поучаствовать в торжественном событии. Хмельной, лохматый, он сидел на шатающемся табурете в материнской кухне и слушал городские новости.