Выбрать главу

ФСК, МГБ, КГБ — хоть горшком назови…

Начинается, подумал я. Вот тебе и «остановиться уже сейчас, пока не поздно». Снова кому-то в высоких сферах понадобился Борис Орлов. Как не вовремя, черт!..

— Что-то срочное?

— Да. Один. Человек. Хочет переговорить. С вами.

Я уже догадался. Выкладывай подробности.

— Знакомый?

— Он. Вас. Знает. И утверждает. Что вы. Знаете его.

— Кто он?

— Вряд ли. Вы знаете. Его имя.

Это уже интересно.

— Ладно, поставим вопрос иначе: когда и где я успел с ним познакомиться?

— Здесь. В Санкт-Петербурге. В мае. Этого года.

Та-ак, Игл. Значит, в мае. Что-то уж очень часто сегодня ты вспоминаешь май. Но выводы пока делать рано, пойдем дальше.

— А в чем, собственно, дело? Если в двух словах… или нельзя?

— Честно говоря. Я. Не в курсе, — признался мой визави. — Моя задача. Пригласить. Вас. На беседу. Но мне. Также. Было сказано. Что если вы. Спросите об этом. Ответить вам. Одним словом. АРТЕМИДА.

— Артемида? — пробормотал я, чувствуя, как сперло вдруг дыхание.

Значит, ты не ошибся, Игл. Значит, наш фокусник и теперь «живее всех живых… наша сила, знамя и оружье»… И значит, продолжение следует, господа мои товарищи. Любимец публики Игл снова в игре.

— Может быть, вы все-таки представитесь? По-человечески, без этих нелепых мандатов.

— Лузгин. Старший лейтенант. Федеральная. Служба. Контрразведки.

Ничем не лучше. Ну да ладно…

— Хорошо. Еду.

Усаживаясь в машину, я еще раз взглянул напоследок на окно только что покинутой квартиры. Елена все еще стояла там, в окне, наблюдая за мной сквозь стекло. Не уверен: расстояние было достаточно велико — но мне показалось, что на лице ее появилось выражение озабоченности.

Глава четвертая

Он был гладко побрит и выглядел моложе, но, несмотря на это, я его сразу узнал. Тем более, что старший лейтенант Лузгин дал мне вводную: «В Санкт-Петербурге. В мае. Этого года… Артемида.»

Еще был мой старый знакомец бледен и держался не слишком уверенно: наверняка (хотя почти два месяца уже минуло), сказывалось ранение. Но он был жив, его все-таки спасли, откачали, и он шел ко мне через кабинет, протягивая руку.

— Здравия желаю, Борис Анатольевич. Рад вас снова видеть.

Я ответил на рукопожатие, хотя, признаться, в отличии от него был вовсе не рад нашей новой встрече.

— Не знаю вашего имени: вы ведь мне так и не представились, не успели представиться, — напомнил я.

— Да, кажется, — согласно кивнул он, ничуть при этом не смутившись. — Не выдалось как-то удобной минуты. Капитан Сифоров. Но вы можете называть меня просто по имени: Кирилл. Присаживайтесь, Борис Анатольевич, чувствуйте себя как дома, — дружелюбно пригласил он.

Осматриваясь, я расположился на предложенном мне стуле, а капитан Сифоров, обогнув стол, устроился в кресле напротив.

Кроме вышеперечисленных предметов мебели в кабинете имелся еще сейф — громоздкая серая конструкция, вполне в духе интерьеров а-ля Литейный-4..

— Вы меня узнали, — констатировал капитан удовлетворенно. — Наверное, поэтому вам нетрудно будет догадаться, почему именно мне поручено работать с вами.

— Нетрудно, — признал я. — Проблема только в том, соглашусь ли Я работать с вами.

— А почему бы и нет?

— До сих пор, — терпеливо начал разъяснение я, — наше сотрудничество ни мне, ни вам пользы особой не приносило. У меня есть претензии к вам, но и вы, теоретически, со своей стороны можете предъявить мне счет за то, что есть доля и моей вины в гибели вашего напарника.

Сифоров заметно помрачнел.

— Вашей вины здесь нет, — отрезал жестко. — Мы допустили ошибку. За ошибки всегда расплачиваются. Это закон контрразведки.

— В любом случае, — заявил я уверенно, — мне надоело играть в ваши игры. Не испытываю желания принимать в них участия и впредь.

— Кое-что изменилось, Борис Анатольевич…

— И я уже это понял. Наш общий знакомец опять вывернулся и теперь вы объявляете на него тотальную облаву.

— Вы умеете сопоставлять…

— У меня были хорошие учителя. Но повторюсь: я попросил бы оставить меня в покое. Первый тайм обошелся мне дорого, не хочу участвовать во втором. Мое единственное желание сейчас — побыстрее обо всем забыть. Поэтому меня совершенно не волнует жив Герострат или нет, на свободе он или…

— Так ли уж не волнует? — усомнился Сифоров, но, заметив, что я собираюсь встать, заторопился: — Вы, Борис Анатольевич, просто не знаете еще всей…

— И знать не хочу! Есть хороший такой, жизнеутверждающий принцип: кто мало знает, тот долго живет. В свое время я побегал под пулями, и если вы читали мое личное дело (а в вашей конторе оно наверняка есть), то должны знать, где, когда и сколько раз мне приходилось доказывать свое право на жизнь. Туда же можно добавить описание моих веселых приключений два месяца назад. Для полноты картины. И думается, право это я доказал. Мне, товарищ капитан, почему-то нравится жить, и я не намерен лишний раз подставлять свою голову под топор. Хватит.

— Вы не даете мне сказать, Борис Анатольевич. Выслушайте, а потом уже принимайте решение.

— Понимаю, — я криво усмехнулся. — Сейчас вы мне убедительно докажете, что снова я в безвыходном положении, снова мне нужно включаться в охоту на Герострата, на этот раз в паре с вами. А потом меня снова будут использовать все, кому не лень, гонять туда-сюда, как шестерку, и в результате кто-то получит орден, кто-то — очередное звание, а Борис Орлов будет радоваться, что повезло хотя бы остаться в живых. Извините, товарищ капитан, за прямоту, но научен. Все-таки у меня были хорошие учителя.

— Вы, наверное, сразу вообразили себе, Борис Анатольевич, что мы собираемся заслать вас под пули? Это не входит в наши планы, поверьте моему слову. И никто больше не намеревается использовать вас вслепую. Все карты будут открыты, на столе. Мы предлагаем честное сотрудничество. И добавлю все-таки, что сотрудничать с нами в ваших же интересах.

Господи, как надоели мне эти песни!

— Хорошо. Я думаю, что просто так вы меня все равно отсюда не отпустите. Поэтому я выслушаю вас, но при одном условии…

— Да?

— Если то, что вы собираетесь предложить, меня не устроит, больше никаких уговоров. Я ухожу и вы оставляете меня в покое.

— Безусловно, — кивнул Сифоров.

Легко же он согласился.

— Выкладывайте, что там у вас.

— Начну сразу с главного. Дело в том, Борис Анатольевич, что вы — единственный оставшийся в нашем распоряжении человек, который вступал в непосредственный контакт с Геростратом.

— Неужели? А Михаил Мартынов? Знаете такого?

Сифоров вздохнул.

— Конечно же, знаем.

Он помолчал, затем продолжил рассказ:

— Нашими усилиями Герострат был водворен в исследовательский центр, где разрабатывалась известная вам тематика. Но не так давно Герострату удалось бежать. При побеге были убиты люди. Убиты самым жестоким образом. Теперь Герострат находится в розыске.

Но и это еще не все. Мы выявили круг лиц, с которыми он встречался в качестве руководителя Своры. Их оказалось немного: известные нам члены Своры (на их помощь рассчитывать не приходится), несколько человек из Центра, участвовавших в работе над проектом. Более половины их на сегодня мертвы, а остальные… Остальные, Борис Анатольевич, похищены и либо тоже мертвы, либо… в любом случае, на сегодня их нет в пределах нашей досягаемости. Сотрудники фирм (Герострат, если вам не известно, возглавлял четыре фирмы по продаже оргтехники) нам ничем помочь не смогли. Остается ваш Мартынов, полковник МВД Хватов — знаете такого? — и вы.

А теперь смотрите сами, Борис Анатольевич. Неделю назад капитан МВД Михаил Мартынов взял отпуск за свой счет: перед Играми Доброй Воли, не забудьте обратить внимание — это когда у них каждый сотрудник на счету. После чего исчез. То же самое на три дня раньше Мартынова проделал полковник Хватов. Мы только начали разворачиваться, а столь необходимых нам свидетелей, с которыми можно было бы разумно сотрудничать, настоящих профессионалов, как корова языком слизнула. Нас опередили, Борис Анатольевич. И если в прямом устранении свидетелей участвовал Герострат, то наше положение с уверенностью можно охарактеризовать как «незавидное»…